— Прислушайся, Стас, — очень веско и очень серьезно произнес Колдун. — Послушай, что творится снаружи, только слушай внимательно.

Послушать? Хорошо, какие проблемы? Послушаем…

Стас закрыл глаза. Сосредоточился, стараясь теперь не столько смотреть, сколько слушать.

Услышал…

То, что уже слышал раньше, только теперь это было более явственно и отчетливо.

По пещерным пустотам метались далекие отголоски устрашающих звуков. Пока еще далекие, но очень устрашающие. Да, точно: он уже слышал это, когда выдвигались и работали гусеницы, выравнивавшие «Боевого крота». Но тогда Стас не придал значения странному шуму. Он тогда решил, что все это — не более чем искаженное эхо работающей машины.

Но теперь-то… Ну да! Лязга металла больше не слышно. Но звук-то не прекратился. Значит, он идет не от «крота». Наоборот — к «кроту». Из какого-то другого источника. Из какого? Откуда?

«Ты знаешь, в какие ворота вошел сам и провел остальных?» — к чему были сказаны эти слова, от которых мурашки по коже?

Стас вслушивался внимательнее. Слух — не обычный человеческий, а особый, появившийся у него недавно, — обострился. Ухо уже различало и вычленяло из общего шума отдельные составляющие. И волосы становились дыбом.

— А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!

Многоголосые крики и стоны, в которых нет ничего, кроме боли, ужаса и отчаяния. Невыносимой боли, запредельного ужаса, беспросветного отчаяния. И раскатистый рык неведомых тварей — яростный и жуткий, вплетающийся в вопли и стенания.

И все это — в полной темноте, которую, впрочем, вновь обретенное особое зрение Стаса воспринимало как приглушенный серый свет.

Но откуда здесь страдающие люди? На такой глубине? Да и мутанты вряд ли могли бы сюда забраться. Или все же могли? Или это не люди и не мутанты, а…

А кто?

А что?

Не зря, ох, не зря мертвый Колдун чувствует себя здесь так вольготно.

«Ты знаешь, в какие ворота вошел сам и провел остальных?»

А что, если…

Новые крики, новые стоны. Рев.

— А-а-а! О-о-о! У-у-у! Ы-ы-ы! М-м-м-а-а-а! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р! Гр-р-раур-р!

Бр-р-р! Жуть!

Что, если они попали…

— Ад? — Стас облизнул вмиг пересохшие губы. — Это ад?

Ад — это хуже родного «Аида». Ему рассказывали, и довольно часто, что грешники после смерти оказываются в аду, где их ждут нескончаемые мучения. Огонь, кипящая смола, сжигающее, но не убивающее до конца радиоактивное излучение.

Стас не очень верил в это. Но очень боялся. Попадать в ад он не хотел. И в то же время прекрасно понимал, что если огненная Геенна существует, то спастись не удастся никому. Человечество, превратившее в ад целую планету, вряд ли избежит адских мук после смерти. А ведь он — часть человечества.

— Колдун, это ад? — снова спросил Стас.

Росло понимание, и вместе с ним нарастал ужас.

Илья молчал, задумчиво покачивая колотушкой перед бубном.

Неужели они в самом деле прошли ворота, через которые не стоило проходить? Да нет, не может такого быть!

Не может? А Колдун? Мертвый колдун, разговаривающий с ним наяву, — такое быть может?

— Ты научился видеть то, что нужно видеть, и слышать то, что нужно слышать, — наконец заговорил Илья глухим надсадным голосом. — Ты делаешь успехи, Стас. А теперь беги. Расскажи, о чем узнал. Предупреди. Попробуй убедить. Здесь оставаться опасно. Быстрее!

Шаманская колотушка снова ударила в бубен. Едва коснулась туго натянутой кожи, поэтому звук вышел негромкий. «Бум-м».

И еще удар — такой же несильный. «Бум-м»! На Илье дернулись одежды из шкур и ленточек.

Страх всадил Стасу холодный лом между лопаток.

— Быстрее, Станислав! Поспеши.

Колдун начал бить чаще, сильнее.

«Бум-бум-бум-бум».

И Стас поспешил.

* * *

— В общем, пока я готов прислушиваться к его словам, — закончил Гришко и…

«Бум-бум-бум-бум-бум!»

В переборочную дверь отсека яростно заколотили.

Киря вопросительно посмотрел на полковника. Гришко кивнул, и начохр открыл дверь.

За дверью стоял Стас. В первую секунду Гришко решил, что бедняга сошел с ума. Вытаращенные глаза, перекошенный рот, искаженное лицо, на котором, как следы рук на надписи «прислонять», отпечатался ужас на грани паники. Чем-то выражение Стасова лица напомнило Гришко посмертную маску Колдуна. Только Стас, в отличие от Ильи, был жив. Пока еще жив.

— В чем дело? — полковник нахмурился. — Я тебя не звал.

— Надо убираться отсюда! — выдохнул Стас. И затараторил как полоумный: — Быстро. Сейчас же. Здесь плохое место.

Он говорил и понимал, что его не слушают и не слышат. На него смотрели, как на идиота.

— Ты что несешь, Хвостопад? — скривился Киря. — Опять увидел Колдуна?

Да, он увидел. Но дело не только в этом.

— Там. — Стас указал на запертый люк ДУК-камеры. — Там, снаружи, ад.

— В смысле? — нахмурился Гришко.

— В прямом. — Стас почувствовал, как по лицу, словно скользкий угорь, дернулась нервная улыбка. — Мы слишком глубоко зарылись, понимаете?

Киря тупо хлопал глазами. Начохр не понимал. Не мог понять. Или не мог поверить. Полковник перевел взгляд со Стаса на отпечатки его ладоней на металле — неопровержимое доказательство того, что не все в этом мире следует отметать сразу. Даже самые невероятные и безумные на первый взгляд вещи могут иметь место в действительности. Потом Гришко снова уставился на Стаса.

Он еще сомневался, но уже начинал опасаться.

— Ты что-то видишь? — осторожно спросил Гришко.

— Пока только слышу. Если бы видел, наверное, было бы уже поздно.

Гришко думал не больше секунды.

— Идем, — приказал он. — Стас — со мной. Киря — в боевой отсек.

Вскоре Стас снова стоял в отсеке управления за креслом полковника. Однако сразу стартовать Гришко не стал.

Щелчок тумблера, губы к микрофону…

— Михеич, докладывай.

— Навигационную систему восстановить не удалось. Акустика работает, но со сбоями. Остальные системы в норме.

— Экипажу соблюдать режим тишины, — распорядился полковник. — Повторяю: режим тишины. Катя, запускай внешнее акустическое сканирование.

«Не верит, — подумал Стас. — Опасается, возможно, даже боится, но до конца еще не верит. Что ж, следовало признать: не так-то просто поверить в то, что где-то у тебя под боком разверзлись адские глубины».