тревога, связанная с более глобальными вещами (сколько фильмов в фильмографии? достаточно ли они хороши? в какой степени они мои? где новые? чего я стою?), хоть и уступает в децибелах звонящей в колокола панике затягивающегося безденежья, а все же мутит и зыбит глубже в груди, назойливее и свербливее.

Я не жалуюсь. Но мы же тут как бы откровенничаем, да?

Краткое содержание предыдущих серий.

Сценаристы много говорят о «кладбище сценариев». Оно есть у каждого. Что это такое, можно понять абстрактно, теоретически, но по-настоящему словами этого не передать. Представьте себе, что каким-то чудодейственным образом в вашей жизни появился дополнительный круг общения. Новые друзья, взрослые, дети, мужчины, женщины. И там целая жизнь. Любови, драмы, друзья мечты, люди, с которыми рискнешь дружить, только отделившись экраном, герои и подлецы, чудеса и жесткая действительность. Не просто жизнь, там драматургическая жизнь: высокая концентрация событий, высокий градус эмоций и все такое... значимое, зашкаливающее. И ты во всем этом принимаешь участие. Ты с ними, ты не главный герой, конечно, но одновременно и главный, и даже главнее главного, и вообще все они — это ты, и ты что-нибудь такое с ними сделаешь, а потом говоришь себе: «Ох ты ж, твою мать, как тут это завернулось-то, а? Сам в шоке». Страдаешь с ними, проходишь через страшный трындец, потом находишь надежду — тоже вместе с ними. Произносишь с ними стильные, отточенные фразы, которые в жизни вряд ли доведется произнести.

И потом тебе сообщают, что они все умерли и их удивительные приключения и драмы никому не нужны, потому что кто-то кому-то не дал денег, или кто-то где-то решил, что тренд нынче где-то не здесь, или надо попроще, или кто-то просто перегорел. Что-то «не склалось», в общем.

Никто не впускает в свою голову этот персонажный мир в такой степени и в таком объеме, как сценарист. Никто. Более того, этим в полной мере невозможно ни с кем поделиться. Вам крупно повезло, если в вашей жизни есть любимый человек, которому интересно слушать вас бесконечно, читать и обсуждать ваши сценарии, или единомышленник, который понимает вас с полуслова. Но и они не могут проникнуть к вам в голову, все увидеть и почувствовать. Человек, говорят, непознаваем. Потому и одинок. Человек с десятками миров в голове тем более непознаваем. Мне кажется, люди занимаются творчеством именно по этой причине. Выразить себя развернуто в созданной сюжетной вселенной и сделаться чуть менее непознаваемым. Пусть никто не говорит вам, что для писателя кино это неактуально лишь потому, что есть еще продюсер, режиссер, актеры, монтаж... Просто давайте дописывать письмо дяди Федора в стилистике дяди Федора, тогда мама и папа не будут падать в обморок.

По этой же причине люди влюбляются. Это решает проблему одиночества не потому, что кто-то физически находится рядом, а потому что влюбленные познают друг друга, как никто другой, иначе, чем папа, и мама, и лучший друг.

Не возьмусь считать, сколько мертвых сценариев было в моей жизни. Не хочется. Одним из них был двадцатисерийный сезон очень сложножанрового сериала: мистика, фантастика, драма, приключения, безумные повороты. И ведь подумалось с самого начала: ну где ты видел на нашем ТВ проект а-ля Джей Джей Абрамс, да еще скрещенный с достоевщиной? Но автору хочется верить. Продакшну нравилось, канал говорил, что хочет: значит, будет. В первый раз. Что-то меняется.

Писал сам все двадцать серий: сквозные линии, индивидуальные кейсы, разбирался в историческом контексте, продумал общий сюжет на три сезона вперед. Сложный проект. Писал года три. До тех пор, пока канал, который читал это все три года и говорил «как здорово», вдруг не решил, что это ненужная свистопляска и следует обрубить ее до чего-то классического и привычного. Что бы это такое могло быть и зачем строить дворец, чтобы переделать его в панельный дом, я не имел понятия. Полторы тысячи часов работы. Неведомое количество часов погружения в материал, целая вселенная в оперативной памяти, в активной обработке. Заказчик искренне не понимал, что тут такого. Ну переписать немного. Все же переписывают.

В тот раз шарахнуло хотя бы не внезапно. Была надежда, что найдется решение, заинтересуется кто-то другой, и смерть проекта пришла уныло и неспешно. Но после этого я несколько лет отказывался писать сериалы. Если отрубили руку в городе N — кто в своем уме посетит снова этот славный городок?

Пусть эта сложность будет сложностью номер один. От тебя ожидают «полного погружения», «воодушевленности», хотят, чтоб ты горел своим сюжетом, тащился от него — но при этом каким-то образом все это время сохранял холодный рассудок и умел все забыть или переделать по мановению руки. Бывает еще такая прелесть, когда проект встает на паузу, а через год-два, спустя полдюжины других текстов, объявляется заказчик, такой нарядный, и говорит: «Давай срочно все переделаем. Разводи заново свой огонь на пепелище — хоть дровами, хоть бензином». Да я не помню уже ничего из того проекта. Ничего не чувствую. Я это все закопал, чтоб не пекло, а бензином, какой остался, заправил уже другую машину, вон она, пыхтит, разгоняется, пожалуйста, не тормози меня, ради всего святого.

Я по-прежнему умею распаляться. Но уже медленнее и осторожнее. Сдержанно и не с разбегу. И когда это происходит, я не уверен, что горит так же сильно, как в начале карьеры. Скорее всего, это даже правильно. Суп варят долго и на среднем огне. Если, конечно, нужен именно суп.

Сложность номер два — работа вдолгую. Ты ждешь результатов годами. Ты хочешь кричать всему миру: я написал такую офигительную вещь! Но ты не можешь этого сделать, потому что это глупо. Потому что нет такого кина. И ты не знаешь, ни чем это станет на экране, ни когда оно этим станет и станет ли вообще. Это фильм Шрёдингера. Он есть, и его нет. Сложность номер два — это существование в неопределенности.

Я вообще терпеливый, но мне надо побыстрее. Мне не совсем чуждо тянуть лямку. Но это бесконечное ожидание нужно как-то мирить с нутром, которое все равно неизбежно хочет результатов, ясности, закрыть гештальт, пополнить фильмографию, почитать отзывы, что-то кому-то доказать. Хочет подтверждения, что оно является тем, кем себя считает, это нутро.

Жизнь в постоянной неопределенности... У Дугласа Адамса в одной из книг серии «Автостопом по галактике» есть такой космический корабль, который работает на принципе bistromatics: математика бистро, ресторанная математика. Этот корабль способен совершать потрясающие штуки благодаря тому, что потрясающие штуки — всякие