Командующий ЛВФ контр-адмирал Чероков склонился в раздумье над картами озера. Заданное место высадки в районе Гумбариц и бухты Андрусово вызывало у него серьезные сомнения. Гидрографы доложили, что подходы к берегу плохие, дно усеяно валунами и подводными камнями. По данным разведки, на островах Сало и Гач, прикрывающих вход в бухту Андрусово, расположены вражеские батареи, по берегам тянутся проволочные заграждения. Кроме того, десант высадится вблизи передовых позиций противника и может быть немедленно смят крупными силами.

Собравшиеся на закрытое заседание старшие офицеры — начальник штаба, начальники оперативного и разведывательного отделений — ждали решения командующего.

— А что, если мы нанесем удар севернее, допустим, в междуречье Видлицы и Тулоксы? — предложил командующий. — Берег здесь пологий, песчаный пляж тянется неширокой полосой в сто метров. Дно чистое, валунов и подводных камней нет. Глубины позволяют малым кораблям подойти к берегу вплотную, а крупным — на расстояние пятисот метров. Каковы разведданные по этому участку?

— Крупных сил здесь противник не имеет, товарищ контр-адмирал, — доложил начальник разведки. — Противодесантных средств на этом участке побережья выявлено в меньшей степени, чем в районах, расположенных вблизи от линии фронта. Противодействие неприятельских кораблей также маловероятно.

— Отлично! Следует учесть и то, что в этом месте железная и шоссейная дороги проходят в непосредственной близости от берега — семьсот — тысяча метров. Заняв сравнительно небольшой плацдарм, десант сможет успешно выполнить задачу по захвату коммуникаций противника. Какие будут соображения, товарищи офицеры?

Изучая местность на карте, офицеры пришли к выводу, что озеро Линдоя и болотистая местность за дорогами послужат естественным рубежом для защиты десанта с фронта, а река Тулокса сыграет ту же роль на правом фланге. Вдобавок здесь десант будет действовать в шестидесяти пяти километрах от линии фронта и успеет захватить вражеские коммуникации до того, как противник подтянет резервы.

— Что ж, давайте еще раз обсудим наш план во всех деталях, и думаю, что можно представить его на рассмотрение Мерецкову, — решил командующий.

Чероков поехал с докладом к командующему Карельским фронтом, а на кораблях закипела работа: отрабатывалась посадка бойцов на плавсредства и высадка их на необорудованный берег; каждый морской пехотинец должен был знать не только свой корабль, но и свое место на нем. Все офицеры собрались в штабе и отрабатывали на картах последовательность подхода кораблей к берегу и высадки десанта, рассчитывали, сколько боеприпасов можно погрузить на каждый корабль; готовились связисты, снабженцы, инженеры, медики.

Не сидели без дела и работники политотдела, а также оперотдела, в котором служил Смуров. На кораблях велась работа с моряками, которая называлась поддержкой боевого духа, развитием наступательного порыва, воспитанием чувства долга у каждого бойца и командира.

Смуров воспользовался случаем, чтобы повидаться с Алексеем.

— Надеюсь, ты не затем явился, чтобы донимать моих ребят? — сварливым тоном встретил его Алексей. — Они и так целый час просидели на комсомольском собрании, а впереди еще партийное.

— Напротив, я пришел, чтобы не пришли другие, а ребята твои пусть спокойно занимаются своими делами. Не ворчи на нас, Вересов, наш отдел идет с первым эшелоном и высаживается вместе с морбригадой. Будем личным примером увлекать бойцов в атаку. Таков приказ. Признаться, я рад. Давно хотелось встретиться с врагом на суше, лицом к лицу!

Он светился воинственной отвагой, что совсем не понравилось Алексею.

— Не разделяю твоего воодушевления. Что ты знаешь о сухопутном бое? Смотри не геройствуй там. Черт побери! Кому пришла в голову эта гениальная идея?

— У нас свое командование, а приказы, как ты знаешь, не обсуждаются. Можешь взять к себе на корабль еще троих человек?

— Могу взять двоих. Все забито под завязку.

— Идет, значит, я плыву с тобой.

Военный совет Карельского фронта утвердил предложенный Чероковым план высадки десанта в междуречье Видлицы и Тулоксы. 19 июня более семидесяти кораблей и высадочных средств сосредоточились вдоль левого берега Волхова. Ждали приказа к началу операции.

Настя в Осиновце, пребывая в неведении относительно грядущих событий, все же не могла не заметить, что все офицеры-гидрографы исчезли и не появлялись уже несколько дней. Причалы были пусты, не было даже буксиров и барж, подвозивших лес, лишь старенький мотобот сиротливо приткнулся у пирса. Наступило какое-то странное затишье, непривычное и оттого вселяющее тревогу.

21-го в приемную заскочила Клава. Настя общалась с ней мало, только по делу, хотя исподтишка с обостренным интересом к ней приглядывалась. В Клаве свершилась какая-то внутренняя перемена, которая выгодно отразилась и на ее наружности, словно благодатный ливень окатил ее с головы до ног и смыл с лица остатки высокомерия, презрительности и самолюбования. Она стала проще, искреннее и, бесспорно, красивее. Причин столь счастливого перерождения Настя достоверно не знала, но могла догадываться. То, что она наблюдала, радовало ее, как открытие. До чего яркими и удивительными оказались внешние проявления сильного чувства, которое, по всей видимости, не осталось совершенно без внимания.

— Настя, ты не знаешь, что происходит? — с волнением спросила Клава. — К Свете, копировальщице, из Новой Ладоги родственница приехала. Говорит, что кораблей стоит вдоль Волхова видимо-невидимо, аж до деревни Юшково.

— Что?! Господи! Нет, не знаю. Вазген даже от меня все держит в тайне. Наверняка что-то затевается. А как бы узнать?

— Давай туда поедем. Там сейчас, по ее словам, тьма народу, все высыпали на берег, а нам нельзя, что ли? Почему другие могут их провожать? Поедем, а, Насть?

— Я бы с радостью, только сама подумай: пока мы доберемся, корабли уйдут, да и ехать не на чем. Ни судов, ни машин, словно вымерли все!

— У причала мотобот стоит. Упросим довезти нас до Кобоны, а там, глядишь, подбросят на попутке.

Им пришлось изрядно побегать вдоль берега в поисках хозяина мотобота. Наконец отыскался приземистый, худой старичок, только в море выходить он отказался наотрез:

— В одиночку не пойду. Случись чего, и помочь будет некому. Не-е, бабоньки, не просите. Наши, того и гляди, фрицев перебьют, так я еще трошки пожить хочу, посмотреть, как эту сволочь с земли родимой погонят.

— Деда, ну помоги, кроме тебя, ведь некому, — взмолилась Клава. — Немцы не налетят, им не до нас теперь, и погода чудесная.

— Ты, девушка, будто не на Ладоге живешь. Сейчас она чудесная, а через пять минут взъярится да и перевернет посудину. А мне заздря погибать надобности никакой.

Настю вдруг осенило:

— Зачем же зазря, дедуля? Ты нас перевези, а я тебе целую флягу водки подарю.

Старик засомневался и почесал в затылке: