с едой у него проблем не было. Подросток набросился на свою тарелку с таким же аппетитом, с каким ел пиццу вчера вечером. К тому времени, как он отправил в рот половину яичницы с двумя полосками бекона, он, казалось, уже мог говорить.

— Во сколько мы сегодня уезжаем, пап?

— Я не знаю, — сказал Брукс, накладывая бекон себе на тарелку и один кусочек на мою. — Сколько времени тебе понадобится, чтобы приготовиться?

Когда Уайатт не ответил, я подняла глаза и обнаружила, что Брукс задал этот вопрос мне.

— Мне? К чему приготовиться?

— Мы проведем день у моих родителей.

— Нет. — Сын — это одно, но его родители? Никогда.

— Почему нет? Они самые лучшие, и это будет весело. Мы собираемся покататься на их лодке.

— Дедушкина лодка в два раза больше папиной, — сказал Уайатт, склонив голову над тарелкой в перерывах между глотанием.

— Это мило. — Я наклонилась вперед, чтобы улыбнуться Уайатту, затем откинулась назад и хмуро посмотрела на его отца. — Нет.

— Вам стоит пойти. — Уайатт с хрустом откусил кусочек бекона.

— Она пойдет. — Брукс ткнул вилкой в мою тарелку. — Ешь.

Я закатила глаза и сосредоточилась на еде. Я поем и исчезну, пока парни Коэн не загонят меня в угол и не заставят пойти на семейное мероприятие.

Когда моя тарелка опустела, я отнесла ее в раковину и сполоснула, прежде чем положить в посудомоечную машину. Затем я вышла, практически бегом пересекла кухню и направилась по коридору к входной двери.

— Пока, Уайатт!

— Пока, Лондин, — крикнул он в ответ.

Я была в трех футах от двери, когда мускулистая рука обхватила меня за талию и притянула к такой же мускулистой груди. Для такого крупного мужчины он, несомненно, умел подкрадываться незаметно.

— Черт возьми.

— Час, — прошептал Брукс мне на ухо.

— Брукс, я не…

— Один час.

Я высвободилась из его объятий и повернулась к нему лицом.

— Мне не место на субботнем семейном мероприятии. Вы, ребята, идите. Повеселитесь. Увидимся вечером.

— Это скромное мероприятие. Пойдем с нами.

— Зачем? Я здесь чужая. Через два дня я исчезну, оставив лишь воспоминание. Твои родители забудут меня еще до конца лета.

На это я получила хмурый взгляд.

— Тебя не забудут.

— Именно так они и сделают.

— Только не я. И когда-нибудь, возможно, я захочу поговорить о тебе. Единственные люди, которые знают тебя, это Мэгги и Уайатт. Я люблю Мэгги, но редко с ней вижусь, хотя живу по соседству. А Уайатт поступит в колледж, я и глазом не успею моргнуть. Мои родители, они в одном ряду с моими любимыми людьми. Так что однажды, когда я захочу поговорить о женщине, которая вошла в мою жизнь и перевернула ее с ног на голову на пару недель, им наверняка будет легче вести этот разговор, если они будут знать, как ты выглядишь.

— Ой. — Как я могла с этим поспорить? Мне нравилось, что он хотел говорить обо мне. Мне нравилось, что он хотел запомнить меня, хотя я была уверена, что его родители не сделают этого.

Я тоже буду помнить его.

Всю оставшуюся жизнь.

— Ладно. — Я кивнула. — Я приму душ и буду готова через час.

— Спасибо. — Он взял мое лицо в ладони, наклонился и притянул к своим губам. Поцелуй был нежным, но коротким. Все они были слишком короткими, даже те, что длились всю ночь. Брукс отпустил меня и открыл передо мной дверь, отправляя восвояси.

Жара пропитала мою кожу, пока я пересекала лужайку от его дома к мотелю. По дороге я подсчитывала, сколько дней я провела здесь в Саммерсе.

Шестнадцать. В некотором смысле, это были самые долгие шестнадцать дней в моей жизни. Каждый из них был таким насыщенным и приятным. Две недели, проведенные с другим человеком, никогда не казались мне такими важными, как те шестнадцать дней, которые я провела в Саммерсе с Бруксом.

Выходные подходили к концу. В понедельник я проснусь с мыслью, что больше его не увижу. Смогу ли я на самом деле уехать? В своей жизни я оставила позади бесчисленное множество людей. Своих родителей. Своих учителей. Своих друзей.

Я знала, что, уходя от них, мы вряд ли встретимся снова. Но я шла, чувствуя, что меня подстегивает жажда приключений. Я шла с волнением и предвкушением того, что ждет меня в этом огромном мире.

И я не оглядывалась назад.

Когда я буду уходить в понедельник, я оглянусь назад. Я буду задаваться вопросами.

Как дела у Брукса в гараже? Как поживает Уайатт? После того, как он поступит в колледж, будет ли одиноко Бруксу? Когда он найдет кого-то нового?

Эти вопросы не давали мне покоя, особенно последний.

Но мне нужно уехать. Я не собиралась оставаться в городе из-за мужчины, только не снова. Скольким опытом я пожертвовала ради Томаса? Сколько возможностей я упустила, застряв в Бостоне?

Этот отпуск в Саммерсе был временным. Это был подарок судьбы.

Я даже из-за «Кадиллака» не была так расстроена. В обычной ситуации я бы вышла из себя после двух случаев вандализма. Вызвала бы полицию. Полетели бы головы. И хотя какая-то часть меня действительно чувствовала себя оскорбленной, эта уязвимость легко затмевалась трепетом от того, что я была с Бруксом.

Мне не нравилось, что мое самое дорогое имущество было испорчено, но это был всего лишь предмет. Я давно поняла, что имущество не имеет значения. Ты можешь уйти от вещей, домов и людей, и выжить.

Иногда ты преуспеваешь.

Дополнительное время, проведенное с Бруксом, стоило испорченного «Кадиллака».

Больше всего я беспокоилась не о своих шинах, а о том телефонном звонке Томасу. Я искренне сочувствовала ему и помощнице Рэйлин. Осознание того, что ей больно, снова сделало ее человеком.

Джемма знала о выкидыше? Стоит ли мне позвонить? Нет, пока нет. Сегодня не было времени. Когда я буду говорить с ней, то захочу рассказать о Бруксе. Я позвоню, как только снова отправлюсь в путь. Не было никаких сомнений, что в мою первую ночь вдали от Саммерса мне понадобится друг.

Я позвоню, чтобы рассказать ей о человеке, который всего за шестнадцать дней стал одним из моих любимых людей.

В моем номере в мотеле было тихо и одиноко, и я поспешила принять душ. Я тщательно прополоскала свой купальник, хотя, когда я его снимала, он все еще был мокрым. Но поскольку это был единственный купальник, который у меня был, мне придется довольствоваться тем, что есть.

Когда я была готова, то надела единственное платье, которое у меня было, — голубая сорочка без рукавов