обыгрывать их, я бы забил им гол рукой, а затем еще один, второй, который был бы самым великим голом в истории.

Я хорошо все помню. Когда журналисты узнали, что в ¼ финала мы будем играть против Англии, мы избегали общения с ними, поскольку прекрасно понимали, какие последуют вопросы: будем ли мы выкрикивать голы, изображать fuck you Тэтчер и ударим ли мы Шилтона. Мы уже знали, как все это выглядело, и старались держаться подальше и молчать. В любом случае проблема оставалась неизменной. И уверяю вас, что внутри все полыхало. У меня разрывалось сердце. Но нужно было продолжать игру.

В отборочных играх тема войны не оставалась незамеченной. Такого не могло произойти! Честно говоря, англичане убили много наших ребят, но хоть англичане и виноваты, мы тоже несем вину, потому что отправили мальчишек воевать с третьей по силе мировой державой. Мы никогда не перестаем быть патриотами, но хотелось бы, чтобы та война никогда не случилась. Или, конечно же, чтобы ее выиграли мы. Я хорошо помню 1982 год, когда мы приехали в Испанию: кровавое месиво из рук и ног аргентинских мальчишек, разбросанных по Фолклендским островам, в то время как нам эти сукины дети говорили, что мы выигрываем войну.

Я хорошо помню, что когда я играл этот матч, я не думал о победе в войне, но думал, что победа в матче ознаменует уважение к памяти всех погибших, будет успокоением семьям военных и оставит Англию далеко от мирового уровня… в футболе. Лишение их Кубка походило бы на их капитуляцию.

Это была война, да, но война на моем поле.

Я не могу обвинять Линекера. Нет-нет, нет, ребята. Это был футбольный матч, и мы все так считаем. Потому что англичане вели себя с нами как джентльмены. Даже когда мы выиграли, они подошли поздороваться, пришли в раздевалки вместе с нами. Я сказал им: «Меня хотят сделать врагом Англии, но я им не являюсь. Когда я вижу, что в Англии помнят Бобби Чарльтона, хотя он уже давно не выходил на поле, я глубоко поражен». И к сожалению, мне кажется, что я никогда не увижу подобного в Аргентине. Ведь чемпиона мира, Тата Брауна, спустя несколько лет после победы не пустили даже на поле «Эстудиантеса».

Вот о чем мы говорили во время разминки, перед тем как выйти на поле. Правда, что это был не просто еще один матч, это был очень важный матч! Как только мы поняли, что нам предстоит игра с нашими врагами в войне, в голове появилось множество мыслей. Мы пошли смотреть матч с Парагваем на стадионе «Ацтека». Англичане легко победили. Я не удивился, что они прошли, они были лучшими.

С ними нам предстояло играть на этом же стадионе в полдень. Нам оставалось пять минут разминки, в половине одиннадцатого утра ожидался автобус. Но в девять утра мы уже выстроились на поле, словно солдаты. Обычно я сплю долго, как зверь, но в тот раз я проснулся раньше, чем когда-либо. Я не мог дождаться начала матча, мне хотелось уже выйти на поле и закончить всю эту болтовню…

В раздевалке царила та же атмосфера. Единственное, о чем мы говорили, так это о том, что мы будем играть в футбол и что мы терпим поражение в войне, но не по нашей вине и не по вине парней, против которых мы идем играть. И думаю, этого было достаточно, чтобы выйти на поле с нужным настроем.

Об этом я говорил со своими ребятами. Потому что наша команда была очень напряжена. Мы выполнили все ритуалы, как и в предыдущих играх. Пока у меня не было этого бандажа от Кармандо, я рисовал игрока на полу. И огораживал его, чтобы кто-нибудь не наступил на него, охранял… Статуя Девы Марии была тоже на месте, все шло как нужно.

Есть одна фотография, которую я навсегда запомнил, очень красивая, особенная. Две команды тренировались на поле, которое находилось позади стадиона, за аркой. Было около 115 000 человек на площадке, но я слышал только стук шипов о металлический пол. Мы уже не разговаривали. Ни между собой, ни с другой командой.

Мы успели поприветствовать друг друга, поскольку до этого все игроки находились в общей комнате, где собрались вместе обе команды. С Гленном Ходдлом я уже сталкивался, он играл в команде «Тоттенхэм Хотспур», и у нас были хорошие отношения. И более того, англичане воспринимали игру очень серьезно, с уважением, как и должно быть, и мы относились к игре точно так же.

Единственное, о чем мы говорили, так это о том, что мы будем играть в футбол и что мы терпим поражение в войне, но не по нашей вине и не по вине парней, против которых мы идем играть.

Для них это тоже был очень трудный момент. Мы узнали, что до мачта с англичанами поговорил некий тип, скорее всего министр спорта или кто-то в таком роде, предупреждая, чтобы они тоже не превращали игру в беспредел и не теряли контроль. Все игроки находились в одинаковой ситуации.

Мы чувствовали давление извне, которое исходило от публики, от болельщиков.

Замечу, что зрители хотели просто посмотреть футбольный матч. И совершенно точно, что политический вопрос решался где-то совсем далеко, между болельщиками, между правительством, но не между игроками. Политики всегда использовали и продолжают использовать футбол, в этом я не сомневаюсь. Далеко не одно и то же сделать фотографию с игроком пато[7] или с футболистом, и политики всегда знают об этом и будут знать, из века в век. И это несравнимо с победой на чемпионате мира и командой, которая ее одержит.

Сейчас я в отличных отношениях с англичанами. Я думаю, и они относятся к нам так же, потому что каждый раз, когда какой-нибудь Марадона приземляется в Англии, на паспортном контроле ему говорят: «Ты – легенда». Мне нравится, мне очень нравится, как поменялись англичане, превратившись из хулиганов, которые убивали всех подряд, в тех, кем они являются сейчас. Теперь ты можешь прийти в майке «Арсенала» к болельщикам «Ньюкасла» – и ничего не произойдет.

И кстати, о цветах: голубая форма, в которой мы играем против Англии, имеет свою историю, очень особенную, о чем я расскажу далее.

Особенной игре – особенная футболка

Le Coq Sportif сделали очень красивую форму для основного состава. С дырочками, идеально для жуткой жары в Мексике и особенно для