именно тогда? Какого черта она столкнулась именно с ним?

Гюрза легла на кушетку. Закрыла глаза. В данный момент ей было на все наплевать. Перед глазами стояла безумная картина, в ушах крики боли и дикий смех пиратов, а за всем этим, в ее мозгу, в самом его центре был шепот…. его чертов голос…. повторявший одни и те же слова, снова и снова… Она сжимала рану на руке, чувствуя отвратительную дурноту.

Она не знала, сколько пролежала так в одиночестве и в полумраке. Когда дверь, наконец, открылась, Гюрза даже не повернула головы.

Почувствовала движение над собой. Чуть приоткрыв глаза, посмотрела на склонившуюся над ней девушку.

Здесь, в полу мраке, черты ее лица, казались сотканными из тумана. Они были смутно знакомы Гюрзе. Вслед за девушкой, в помещение вошел Фрэнки.

Девушка оглядела ее, и Гюрза встретилась с ее красивыми черными глазами.

— Ты… — прошептала она.

Та самая, чей взгляд приковал внимание Гюрзы на площади в Логове Девяти Драконов. Девушка с необычными глазами.

— Айла, — голос Фрэнки прозвучал резко и требовательно, он придержал руку, потянувшуюся к лицу Гюрзы, — Меченый велел позаботиться о ней.

Девушка посмотрела на мужчину снизу — вверх. Ничего не ответила.

— Без глупостей мне, — предупредил Фрэнки, — головой будешь отвечать.

Девушка мягко, но уверенно высвободила руку. Махнула ему, чтобы он ушел. Но Фрэнки даже не подумал сдвинуться с места.

— Я останусь тут. Делай свое дело.

Более не удостоив его вниманием, Айла склонилась к заложнице. Она почувствовала запах муската. Приятный, дурманящий. Так вот откуда на Меченом этот запах. Это — запах Айлы.

Глава 10. Прощай малышка

— …в общем и в целом, хренотень полнейшая, — подытожил Фрэнки, зажав спутниковый телефон между плечом и щекой, при этом умудряясь попыхивать сигаретой и ковыряться ножом в папайе, потроша ее на манер тушки какого-нибудь зверька, ну или человека, на худой конец.

Сидя на грубо сколоченном стуле, Гюрза наблюдала за обоими мужчинами, вернее, старалась, конечно же, больше за Фрэнки, в то время как мысли постоянно возвращались к его чертовому боссу, нарочно расположившемуся в самом темном углу помещения.

Поди разбери, чем там эта скотина занимается, может, точит нож, который вспорет ей брюхо так же легко, как нож Фрэнки — папайю.

Гюрза едва заметно поморщилась от едкого дыма, тянувшегося из злосчастного угла и расползавшегося сизой пеленой в спертом воздухе помещения.

Пару раз в темноте она различала его силуэт, когда он раскуривал очередную дрянь. Огонек от знакомой зажигалки, переданной Меченому одним из его парней в день побега из Логова, на мгновения вспыхивал, выхватывая из темноты хищные черты: острый нос, резко очерченные скулы, кривящиеся губы с зажатым меж ними косяком. Глаз практически не было видно, на их месте черные провалы. Будь она чуть более впечатлительной, и эта жуткая физиономия еще долго преследовала бы ее в кошмарах.

— Все по плану, как и оговаривалось ранее, ладно, браток, на связи, — Фрэнки, наконец, закончил трепаться.

Из ухваченного Гюрзой выходило, что к ним едет какая-то шишка, и это не от Мясника. Кто-то посерьезнее. Положив телефон на стол, Фрэнки отрезал кусок плода и, насадив его на кончик ножа, протянул Гюрзе. — Приношу извинения за заминку. Не желаешь?

Женщина покачала головой, до глубины души «тронутая» такой заботой. Что-то подсказывало ей, что это целиком и полностью заслуга Фрэнки, который выхлопотал ей нормальный сон и жратву, а также обезболивающее, правда, уже понемногу прекращающее действие. Рана начинала ныть все ощутимее. Толи еще будет. Гюрза, конечно, была благодарна ему за хлопоты, но при этом ничуть не обольщалась. В общем и целом, их милая беседа еще только начиналась, и Гюрза совершенно не была уверена в том, что на момент ее окончания она по-прежнему будет в целости и сохранности.

Тем не менее, руки ей не связали. Ничего удивительного. Бежать да и вообще рыпаться желания у нее больше не возникало. Недавнее крокодилье шоу надолго отбило у нее охоту искать приключений на свою тощую задницу. Спасибо неизвестному собеседнику Фрэнки, отвлекшему его внимание от ее скромной фигуры и давшему Гюрзе возможность еще раз обдумать ту историю, которую она планировала скормить этим скотам. И да, она не собиралась говорить им всей правды. Даже после того, что случилось.

— Так, на чем мы остановились? — Фрэнки отправил в рот очередной кусок папайи и, расположившись напротив заложницы, воззрился на нее с выражением глубочайшего интереса.

Гюрза покрутила головой, разминая затекшую шею. Потерла ее ладонью. Приятно было не сидеть скованной. Даже уродливые кровоподтеки на запястьях не портили впечатления пусть ложной, но свободы.

— Мы остановились на моем детстве, — мрачно пробормотала она.

— Ах да, весьма занятно, да, босс?

В ответ тишина. Хоть бы он там укурился уже, сволочь недобитая.

Фрэнки видимо подумал о чем-то подобном, покачал головой и снова обратился к Гюрзе. Похоже, этот тип напрягал не только ее.

— Ладно, продолжим, хотелось бы подробнее о родителе. Как бишь его там? Господин Маллиган?

Она покачала головой.

— Нет. Его фамилия Магамов. Полат Магамов. Маллиган — фамилия матери.

— Нетипичное имечко.

— Отец родом из Средней Азии.

— Значит, из Внешнего мира. А точнее?

— Не все ли равно? Такой страны вы, ребята, все равно не знаете.

Она снова размяла шею. Фрэнки усмехнулся. Ну и хер с ним. Что ее по-настоящему нервировало, так это тишина из того чертового угла.

— Думал, ты американка.

— Ирландка. И только наполовину.

— Так что отец? Ты упоминала, что он служил.

— Да, награжденный боевой офицер.

— Где, если не секрет?

Да какие уж тут, мать вашу, секреты.

— Четвертая компания в Афганистане, потом Нубии в две тысячи сто сороковом, но уже как наемник на стороне действующего правительства. Были и другие кампании. Перечислять долго.

— В наши края тоже заносило?

— Было дело.

— Долго работал наемником?

— Сколько себя помню.

— Будь любезна, поподробнее.

— Мы переезжали с места на место. Нигде долго не задерживались. В итоге осели в Новй-ЮАР, мне тогда было семнадцать.

Она выплевывала эти воспоминания с огромной неохотой. Вопросы Фрэнки по неведомой причине бередили старые раны, которые, как она ошибочно полагала, уже давно затянулись. Воспоминания отдавали затхлостью, словно старые вещи, надолго запертые на темном пыльном чердаке. Она боялась даже не их, а того, что эти воспоминания могут за собой повлечь.

— Что потом?

— До восемнадцати лет я жила с семей, как стукнуло восемнадцать — покинула отчий дом и перебралась в Австралию, подальше от родителя и его опеки.

— А что с матерью?

— Не помню ее. Она оставила нас очень давно.