Вход в логово расширили, установили свежую деревянную дверь и крепкий короб. В грунте вырезали широкие лестницы, сбоку располагался пологий пандус для ползающих тварюшек. Пока я рассматривал детали, распахнулась дверь и из темноты поползли кротоголуби, волоча за собой кошачьи шкурки, набитые землей. Увидев меня, звери остановились и начали что-то недовольно пищать. Я, кажется, понимал их. Они сетовали на невыносимые условия труда.

Освободив их от ноши, я высыпал содержимое за бортик, а сам позвал зверушек за собой.

У входа стоял Коняшка. Измученный, раненый и покорный. В его мутных глазах, пораженных катарактой, читалась вселенская грусть. Он услужливо склонился предо мной и жестом руки пригласил войти внутрь. Я уловил его голодный взгляд при виде еды.

Мы спускались все ниже и ниже. И не было необходимости пригибаться, как я делал это раньше. Сейчас тоннель был рассчитан на габариты взрослого человека.

Достигнув главного зала, я увидел здесь то, чего никак не мог ожидать. Здесь находился Астай, трудился в поте лица. Он орудовал рубанком по столешнице, не замечая моего появления. В стороны летели стружки, которые тут же собирали маленькие работники Стивена. Среди прочих здесь была и Герда, внимательно наблюдавшая за действиями старого пейрама.

Под моей ногой предательски что-то хрустнуло, Герда повернулась на звук и, кажется, обрадовалась, увидев меня. Смиренно склонив свою собачью голову, она подошла ко мне и грохнулась на колени.

Мне стало не по себе. Грязная, в серых лоскутах старой одежды. На ее некогда прекрасных грудях проступали свежие синяки и кровоточащие порезы. Когда она подняла голову, глаза миловидной дворняжки были влажными от слез.

Она пыталась что-то мне сказать, но из ее собачьей пасти слышалось лишь поскуливание.

— Хозяин, она хочет сказать, что извиняется за предательство и готова искупить свою вину.

В подтверждение слов Стивена, Герда завиляла хвостиком и несколько раз кивнула. Я был потрясен этой картиной. Астай между тем продолжал активно выстругивать стол, не замечая моего присутствия.

Я медленно опустил пакеты с едой, и некогда красивая сукка (суккуб), а теперь действительно сука, завиляла хвостом еще сильней. Она благодарно лизнула мою руку и принялась рыться в поисках съестного.

Пока она исследовала сумки с едой, моему взору предстали оголенные гениталии бывшей проститутки. Они выглядели… ужасно. Ее насиловали.

Я угрожающе посмотрел на Стивена, и тот понял мой взгляд:

— Нет, нет, хозяин, что ты⁈ Это не я. Это, наверное, Коняшка. У них с Гердой любовь.

Мое сердце сильно защемило, в нем поселилась глубокая тоска. Всеми фибрами души я ненавидел насильников и в целом насилие над слабыми. Знал бы я, что случится с Гердой, ни за что бы не послушал Стива и не отдал бы ее ему на потеху.

Появилось сильное желание придушить сукку и избавить ее от страданий. Но я не решался этого делать.

«Кем ты себя возомнил, гребаный хронум⁈ Ты давал ей жизнь? Нет! Так какого черта решил ее отобрать⁈».

За спиной послышалось фырканье лошади. Я почувствовал пронзительный взгляд на своей спине, лопатками ощутил призрачную сталь. Но буквально на секунду. Она также бесследно исчезла, как и появилась. Нынешний ухажер Герды будто бы понял мои намерения.

Он подошел к ней, скрыл тряпицей ее промежность и легонько коснулся спины. Сукка прекратила рыться, вопросительно посмотрела на Коняшку, держа в зубах сосиску.

Глядя на то, с какой нежностью Коняшка обращался с Гердой, мои предположения о насилии развеялись в прах. Чтобы удостовериться в этом лично, я вернулся в усадьбу и стал просматривать записи с камеры наблюдения.

Минут двадцать я пролистывал видеозапись, но так ничего и не увидел. Да, у них был животный секс с Коняшкой. Настолько животный, что меня мутило при виде этого действа. Но ни о каком насилии речи не шло. У них было обоюдно. А после они миловались, обнявшись. Коняшка был нежен с Гердой.

— Да уж… Ошибочка вышла, — сказав это вслух, я и не думал, что в кабинете будет кто-то еще.

Помимо меня здесь находился Астай, курил свою трубку и внимательно наблюдал за моими действиями. Я и не заметил, как он вошел. Дождавшись, когда я захлопнул крышку ноутбука, он спросил:

— Расскажешь, почему животные Стива находятся в таких поганых условиях? Неужели нельзя было обеспечить им нормальное существование?

— Я просто не успел.

— Распиздяй ты, Лев. Почти такой же, как твой брат, который ничем не занимается, только деньги разбазаривает на женщин, да на выпивку.

Странно, но меня его слова не задевали. Он не первый, кто указывал мне на разгульный образ жизни брата. А со зверинцем Стива я должен был разобраться еще до поездки в Хакасию, а не после того, как Коняшка показал мне свою полезность.

— И поясни мне, за что вы так наказали бедную девчонку?

Он явно говорил про Герду.

— Понимаешь, как было, Астай… Герда… ну это та, что с головой собаки, — решил уточнить для него.

— Я в курсе, что ее зовут Герда.

— Да. Так вот, она работала на меня. Была элитной… кхм, проституткой. Потом она предала нашу семью, и кое-кто из моих близких ее ненароком прикончил, — не стал говорить, что это была Марина, — Стивен попросил Герду в свою коллекцию и до сегодняшнего дня я ее не видел. А сегодня…

— А сегодня тебе стало жаль ее и ты решил облегчить ее мучения. Так? — задал вопрос в лоб проницательный хакас.

И как только пришла ему в голову эта мысль? Я искренне восхитился способностью пейрама выводить людей на чистую воду.

— Так. Хотел, но передумал. Ты поможешь мне с этим зверинцем?

— Помогу, — меланхолично пожал он плечами. — Все равно нечем заняться.

— А что, всех сквадовцев уже проверил?

— Всех, остались Залевские, все трое и твой брат. Может, поговорить с ним?

— Ну поговори, — согласился я с ним.

Удивительно, но несмотря на разницу в возрасте, будучи другой национальности, Астай был близок мне по духу. Мы понимали друг друга с полуслова и даже думали одинаково. Также заметил за собой нежелание подкалывать его, как я делал это в Сые. И все больше проникался к нему уважением.