том, как он на страницах центральной прессы отважно боролся с порочной социалистической системой. Наверное, этой писанине кто-то верил. Но я-то хорошо знал этого человека — пронырливого, беспардонного, умеющего конвертировать свой собкоровский статус в разные материальные приобретения. Уважаемая газета, от которой он работал в Ульяновске, разобравшись наконец-то, что из себя представляет этот тип, от него избавилась, используя его пьяные дебоши как формальный повод для увольнения.

В Ульяновске газету «Сельскую жизнь» представлял собкор Геннадий Иванович Краснопёров — полная противоположность тому человеку, о котором я рассказал выше. Геннадий Иванович, как журналист, родом из районного звена печати, с агрономическим образованием. Он являл собой ходячую иллюстрацию к образу упёртого, бескомпромиссного журналиста. Статьи он писал суховатые, но глубокие, выверенные до мелочей. Позже, когда центральные партийные газеты, сменив учредителя, были брошены на нищенское выживание, Г.И. Красноперов стал редактором газеты «Жизнь и экономика», созданной местным отделением Сбербанка. Он сумел организовать нештатный актив добросовестных авторов. Конкретно, на фактах текущей жизни, газета показывала, к чему привела стихия горбачёвских скороспелых преобразований. Подписной тираж издания за короткое время вырос с десяти до двухсот тысяч экземпляров.

В двухтысячных годах Г.И.Красноперов, выйдя на пенсию, увлекся городским садоводством. В своем микрорайоне он создал множество цветочных клумб. Там, где был чертополох, репейники и крапива, теперь по весне цвели астры, мальвы, бархатцы, бальзамин, календула, космея и много чего другого, названия которых не упомнишь. За десяток лет на пустырях, школьных дворах, вдоль тротуаров он высадил более миллиона декоративных растений. Его худенькая фигура с лейкой и садовой лопаточкой, в широкополой соломенной шляпе настолько примелькалась горожанам, что, когда он однажды приболел, многие встревожились: а где тот смешной старичок, так похожий на доброго гнома?

Мечта Геннадия Ивановича привлечь к городскому садоводству как можно больше энтузиастов, увы, не осуществилась. Некоторым людям (а таких немало) больше нравилось вытаптывать клумбы, ломать их ограждения, вываливать на них мусор, чем беречь и холить созданную цветочную красоту. Удивительно, но Геннадий Иванович, огорчаясь, не злобился на таких людей. «А за что осуждать-то? — говорил он примирительно. — В них ещё сидят гены разрушения, бациллы уродства, их не так-то просто вытравить».

Постепенно втягиваясь в собкоровские будни, я старался каждый день отправлять в редакцию если не корреспонденцию, то хотя бы информационную заметку. Заведующий отделом корреспондентской сети Владимир Дмитриевич Федотов (сам бывший собкор) немного остудил меня. Не мельтеши, сказал он в телефонном разговоре, выбирай солидные темы, детально прорабатывай их, облекай в яркий, но простой язык. Подготовив материал и отправив его по телетайпу или через стенографистку, я торопился узнать, что с ним, будут ли печатать. Такая назойливость кое у кого вызывала раздражение.

Так оно и получилось в моих взаимоотношениях с отделом науки, где редактором был Владимир Степанович Губарев. После Чернобыльской трагедии, произошедшей в апреле 1986 года, в мире изменилось отношение к ядерной энергетике. В обществе нарастал страх, названный радиофобией. Многие страны стали отказываться от атомных реакторов, переключившись на разработку возобновляемых источников энергии с одновременным использованием углеводородного сырья, что наносило непоправимый вред экологии.

СССР в конце восьмидесятых годов, на территории которого произошёл ядерный катаклизм, переживал в то время сильнейший комплекс вины. В общество через СМИ вбрасывались многочисленные экспертные оценки о гибельности атомной энергетики, о неизбежной необходимости отойти от неё, переключившись на углеводородное сырьё — нефть, уголь и газ. Чтобы усилить паническую тревогу за энергетическое будущее в стране, в СМИ замелькало предсказание якобы болгарской прорицательницы Ванги о скорой катастрофе в ядерном научно-исследовательском центре в Димитровграде Ульяновской области. Это побудило меня взять командировку в Димитровград, чтобы узнать об этом мнение самих ученых-ядерщиков.

После долгой беседы с директором института Валентином Борисовичем Ивановым я подготовил публикацию «Назад к лучине или риск без страха». Валентин Борисович аргументированно показал, что отечественная атомная энергетика стала заложником радиофобии и политических спекуляций. Общество лишено точной научной информации о том, что применение атома, как источника энергии, повлечёт за собой гораздо меньше негативных последствий, чем наращивание углеводородного сырья в выработке тепла и света. Увеличение доли ископаемого топлива в производстве энергии приведет к чрезмерному расходу кислорода в атмосфере. А если это будет уголь, то вместе с золой и пылью, окислами азота и серы неизбежно увеличится и радиационный фон.

Более того! Уже сейчас возникает реальная угроза человечеству от парникового эффекта, одна из главных причин которого — интенсивное использование органического топлива. Отсюда вывод: будущее за ядерной энергетикой. В её пользу говорит и тот факт, что человечество (прежде всего в экономически развитых странах) уже накопило организационный, технологический и научный опыт безопасной эксплуатации атомных реакторов. И чем скорее пройдет реабилитация ядерной энергетики после Чернобыльской аварии, тем лучше для экономики нашей, в частности, страны.

Так получилось, что тему этой статьи я не согласовал с редактором отдела науки и готовил её «на авось». Владимир Степанович Губарев, как я знал, первым из журналистов оказался на месте Чернобыльской аварии сразу после произошедших взрывов. Результатом его командировок стали не только репортажи в «Правде», но и пьеса «Саркофаг», которая была поставлена в 56 театрах мира. В Великобритании пьеса была удостоена театральной премии имени Лоуренса Оливье. Как отреагирует редактор отдела, он же автор нашумевшей пьесы, на предложенную статью, отвечает ли она его умозрению, мне было неизвестно.

Отправил по телетайпу текст в редакцию и на следующий день звоню В.С. Губареву. «Пока я не видел материал, — ответил он. — Перезвоните через пару деньков». Не стал выжидать пару деньков, назавтра звоню снова.

— Слушайте, — раздраженно ответил Губарев, — вы как курица, яйцо ещё не снесли, а кудахчете…

— Я то снес яйцо, — отвечаю запальчиво, — а вот вы даже не смотрите его…

Через пару часов звонит уже сам Владимир Степанович и примирительно говорит: «Ваш материал выставлен в номер. Всё нормально».

И действительно, статья вышла в обозначенный срок и, как я понял, она прорвала блокаду публичных разговоров о неизбежности дальнейшего развития ядерной энергетики.

Следуя совету заведующего отделом корреспондентской сети Владимира Дмитриевича Федотова, я старался не мельчить, искал повода для серьезных глубоких тем, достойных внимания «Правды». Впрочем, критерии качества журналистского труда уже начали меняться, как и тематическое содержание СМИ. Статьи на конкретные экономические темы, корреспонденции о работе предприятий промышленности в новых условиях вытеснялись громоздкими теоретическими размышлениями различных авторов о дальнейших путях развития страны и многостраничными экскурсами в историю