атомных дел Лаврентий Берия. Городу за колючкой шел восьмой год.

Если быть точным, то первые колышки на месте будущего атомного центра вбили лет за двести до того люди не учёного и не военного, а духовного звания. Здесь стояла знаменитая Саровская пустынь, правда, закрытая как рассадник поповщины через десяток лет после Октябрьской революции. Пустынь славилась невероятными деяниями старца Серафима. И надо же, не прервалась за многие годы эстафета чудес. Неужто и вправду, выбирая в заповедной глуши место для ядерной цитадели, кто-то подумал о преподобном Серафиме? Ведь имя его значит «пламенный», «испепеляющий». Во всяком случае оно не забыто. В отделе лазеров для термоядерных исследований ввели в обиход физическую единицу «серафим». Не совсем обычно звучит древнееврейское имечко в ряду джоулей и рентгенов.

История Саровской пустыни, конечно же, стоит хорошей книги. Как и город атомщиков, выстроенный в середине 20 века на её камнях. А что мы знаем о нем? Секреты, секреты, одни только секреты… Но в случайных разговорах с саровчанами всплывают такие интересные детали, которые ни в одной книге не найдешь.

— Заходит ко мне как-то Андрей, — так начинает рассказ об Андрее Дмитриевиче Сахарове его сослуживец. Для него трижды Герой Социалистического Труда, академик, один из отцов водородной бомбы, в поздние годы диссидент, правозащитник — всего лишь Андрей, товарищ по научным делам. О Сахарове он вспоминает с юмором.

Однажды из Москвы пришло указание о командировании академика на какое-то важное представительное совещание. Предупредили: позаботьтесь о его приличной одежде, а то заявится, как всегда, в затрапезном виде… Что есть, то есть. Андрей Дмитриевич никогда не был щёголем, был равнодушен к своему одеянию. Впереди поездка в Москву, а у него на голове потёртая кроличья шапчонка. Предложили ему шикарную норковую — отказался. «Я к этой привык», — говорит трижды Герой Соцтруда, — мне в ней удобнее».

Тогда коллеги Сахарова разработали хитроумную операцию. Шофер, возивший академика, слёзно пожаловался ему: купил себе по великому блату ондатровую шапку, оказалась большой. Такие деньги отдал! Выручайте, Андрей Дмитриевич, может вам подойдет? Путем такой комбинации добились желанного. В Москву академик отправился в новой дорогой шапке. И долго-долго носил её.

Удивительно беспомощным был он в житейском смысле, но способный к мощнейшему сосредоточению в делах научных. Многоцелевой научно-исследовательский центр, развернувшийся из скромных поначалу лабораторий, поднимали люди, подобно Сахарову, выдающиеся. Люди — целые направления. Люди — школы. Элита! Имена многих из них давно обжились в энциклопедиях. Я.Б. Зельдович, Е.И. Забабахин, И.Е. Тамм, Н.Л. Духов, Н.Н. Боголюбов, М.А. Лаврентьев, Г.И. Флеров, Е.А. Негин, Д.А. Франк-Каменецкий, Ю.А. Трутнев. Ну, а первыми ступили на саровскую землю ставшие потом трижды Героями Социалистического Труда Ю.В. Харитон и Б.Л. Ванников.

…Мы с коллегой Валентином Фёдоровичем Прохоровым бродили по городу, посещали (насколько было дозволено) лаборатории, цехи завода, беседовали с руководством научно-исследовательского института экспериментальной физики (его научным руководителем был в ту пору Юлий Борисович Харитон), ну и, это само собой, заходили в магазины, столовые, кафе, чтобы убедиться, как здешний люд жирует на фоне свалившихся на страну вместе с Горбачёвым различных дефицитов. Поразило, что и здесь, как в заштатном российском райцентре, стоят люди в унылой покорной очереди. А в общепитовских точках не протолкнуться. И в этой толчее теряют время кандидаты и доктора наук…

Крепко сдал буквально за последний год славный город ядерщиков. Гнут долу житейские заботы — с жильём, одеждой, питанием. Фонды отовариваются наполовину. Рынок ведь не положен — зона! И растрачивают светлые умы своё безмерно дорогое время на стояние, ожидание, доставание. Рассказали, как как один молодой физик-теоретик семи пядей во лбу стал разводить кроликов — для питания семьи.

И всё же не эта, свалившаяся вдруг, напасть глубоко волновала наших саровских собеседников. Философски приняв очередь за хлебом насущном, тревожились они о материях иного порядка. О судьбе дела своей жизни, жизни страны. Нам, людям сугубо штатским, не обремененным стратегическим умом, непросто было понять их сетования на прекращение атомных испытаний или урезание бюджета на модернизацию ядерного оружия.

Вот об этом и шёл наш долгий разговор с директором института и его заместителями, имена которых и сейчас нельзя раскрывать. Нужны ли ядерные испытания? Да! — утверждали наши собеседники. Иначе — чреватая последствиями остановка на важнейшем научном и оборонном направлении. Другая сторона — прежде всего США — это отлично понимает и программу свою свёртывать не помышляет.

«Философия» ядерного оружия проста и сурова: отстанешь — жди диктата. А мы уже в девяностые годы начали отставать, особенно после известного договора 1996 года о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний. Этот договор, в отличии от новой России, США так и не ратифицировали, оставив для себя лазейку для продолжения своих атомных наступательных изысканий. И только совсем недавно, в декабре 2023 года на традиционной пресс-конференции, президент России Путин признал нашу «наивность и избыточную доверчивость» в отношении так называемых партнеров нашей страны.

Оставим за скобками юридическую и моральную квалификацию такой наивности и доверчивости, исходящих от первых лиц в государстве. Вернемся в Саров времён братания с ведущими западными державами. Миролюбивый сдвиг в отношениях с ними действительно завораживал. Ради надёжного безъядерного будущего, как мыслил советский обыватель, можно и нужно было пойти на деидеологизацию страны, отмежеваться от своего социалистического прошлого. И редко кто в те годы хотел задаться простым вопросом: а разве Западу, как историческому антагонисту, не все ли равно, какой окраски Россия? Красная она или белая, авторитарная или либеральная, но лишь бы управляемая извне и немощная, неспособная защитить свой суверенитет и территориальную целостность.

Собранный материал в Сарове был обширен, его надо было скрепить важной сквозной мыслью. Валентин Фёдорович Прохоров, чуткий к редакционной политике, предложил описательский вариант. Без назойливых рассуждений и плакатных выводов. Договорились, что каждый пишет свой текст, а затем мы его объединяем единым согласованным стержнем. Так и получилось.

Статья «Как ядерную бомбу пустили на мыло» была опубликована 30 марта 1991 года. К этому времени главный редактор уже сменился, на место Виктора Григорьевича Афанасьева пришел советник М.С. Горбачёва академик Иван Тимофеевич Фролов. Нечего и говорить, что он вряд ли позволил бы публикацию такой тональности, идущей вразрез с горбачёвской политикой «нового мышления». Можно только предположить, что здесь свою роль сыграл Владимир Степанович Губарев — редактор газеты по отделу науки. Не помню точно, но, кажется, именно он подписывал этот номер.