ещё что-то рассказывала, он схватил свой рюкзак и вышел из класса.

Вундер торопливо шёл по коридору в сторону выхода. Он не стал останавливаться у шкафчика. Он хотел уйти как можно быстрее. Выбежать из дверей школы и оказаться в безопасности в своей комнате, где никто ни о чём не будет с ним говорить. Он даже подумывал запереть дверь.

Может, папа не станет его беспокоить, если дверь будет заперта. Ведь маму же он не беспокоил.

– Эй, Вундер, подожди! – это был голос Томаза.

Вундер автоматически остановился и обернулся. Томаз бежал к нему. Должно быть, он тоже пораньше ушёл с биологии.

– Папа рассказал мне о… о том, что случилось, – сказал Томаз. – Он спрашивал, имею ли я какое-то отношение к этому.

– Ты не сказал ему, что мы с тобой больше не дружим?

Томаз выглядел обиженным.

– Мы дружим, – сказал он. – Дружим. Но после всего, что произошло… и из-за того, что ты был, ну, не знаю, сам не свой, – я занялся футболом и прочим. – Он умолк и встряхнул волосами, и в этом жесте вдруг мелькнула его неуверенность в себе. – В общем, что ты там делал с этим деревом?

Вундер пытался подобрать ответ, но внутри него словно снова возникла шахматная доска, и все слова оказались замазаны чёрной краской – особенно те, которыми можно было рассказать о недавней и всё ещё свежей потере.

Он вдруг понял, что слишком долго молчит. Томаз не отрывал от него взгляда, наклонив голову, сдвинув брови, словно пытаясь понять, не впал ли Вундер в кому.

– Это было для Милагрос, – наконец сказал он.

– Милагрос?

– Для моей сестры, – сказал Вундер. – Это было для моей сестры. Но это было ошибкой.

Прозвенел звонок. Вундер вышел из школы и снова пошёл домой. В свою комнату.

Глава 39

В среду был Хэллоуин. Вундер сидел в своей комнате и слушал, как в дом то стучат, то звонят: это дети приходили за сладостями. Папа спросил, не хочет ли он помочь раздавать конфеты, но Вундер отказался.

В дом снова постучали, и вскоре дверь в его комнату открылась. За дверью стоял папа. А вместе с ним – Дейви и Фэйт.

Дейви снова был в костюме камня. Мусорный мешок продырявился, и из него торчали кусочки бумаги.

Фэйт не стала одеваться ведьмой. На ней была мантия, а под ней – то чёрное платье, которое она надевала на похороны. Как обычно, на её лице было непроницаемое выражение, но Вундер понимал, что она не умиротворена.

– Тебе нельзя выходить из дома, Вундер, – сказал папа, – но я подумал, что компания тебе не помешает.

Он оставил дверь открытой, но Фэйт плотно закрыла её за ним.

– Твоя комната выглядит очень по-спартански, – сказала она.

– Куда делись твои постеры? – спросил Дейви. – И книги, и статуэтки? Ты ото всего избавился?

– Кроме этого, – сказала Фэйт. Она указала рукой, обтянутой перчаткой, в угол комнаты. На кроватку. – Почему она всё ещё здесь? Это ужасно.

Вундеру захотелось, чтобы они ушли. Он встал с постели.

– Что вы здесь делаете? Вы слышали моего папу, я не могу пойти выпрашивать сладости.

– Вунди, – сказала Фэйт. – Мы здесь не из-за сбора конфет. Мы знаем, что ты нас избегал, потому что полицейские забрали ветку, – но мы не злимся. Мы понимаем. Что ты мог поделать, не подраться же с папой волосотряса? Но послушай. Нам необходимо увидеться с ведьмой. Она спрашивала о тебе.

– Она не ведьма, – ответил Вундер.

– Я знаю, – сказала Фэйт. – Она не ведьма. Я знаю, кто она. И ты тоже знаешь.

– Старушка, – произнёс Вундер.

– Ты знаешь, кто она на самом деле.

– Наверняка мошенница. Или сумасшедшая.

– О чём ты говоришь? – спросила Фэйт. – Её зовут Милагрос… – Она подняла один палец. – Она появилась в тот день, когда не стало твоей сестры. – Ещё один палец.

– Она выглядит, как твоя сестра! – сказал Дейви. – Ну, как на той фотографии, которую я видел в газете. Дело в её глазах или чём-то ещё.

– И она задавала Дейви все эти вопросы о тебе, – продолжила Фэйт. – Она заставила тебя разносить письма и достать ту ветку. И она…

– Ведьма не моя сестра! – прокричал Вундер, испытывая злость оттого, что они заставляли его произносить это. Оттого, что заставляли его думать об этом. – Как она может быть моей сестрой? Это совершенно бессмысленно!

– Это чудо, Вунди, – сказала Фэйт. – В этом необязательно должен быть смысл.

Вундер покачал головой.

– Она использовала нас. Она хотела проверить, на что мы готовы ради неё!

– В том, что ты говоришь, нет никакого смысла, – сказала Фэйт.

– Офицер Сото сказал, что это дерево очень редкое, – произнёс Вундер.

– Ага, она нам об этом говорила, – подтвердила Фэйт.

– Редкое и дорогое. Она просто хотела его продать!

Дейви нервно покусывал нижнюю губу. Фэйт уставилась на Вундера с совершенно ничего не выражающим лицом, как будто её заморозили. Она шокирована, подумал Вундер. Так же, как был шокирован он сам, когда узнал…

Но он ошибался.

– Ты с ума сошёл? – Из Фэйт полился поток слов, она кричала высоким голосом, резко и громко. – Вот что ты думаешь? Думаешь, она собиралась открыть какой-то… кружок воров-ботаников? Это просто смешно!

– Это не смешно! – Вундер обнаружил, что тоже кричит. – Это самое рациональное объяснение!

– И что? – Фэйт убрала чёлку с лица. Она быстро и яростно заколола её. – Поверить не могу, что ты всё ещё не убеждён! Ты правда думаешь, что всё, что случилось, – просто совпадение? А как же спирали? А как же письма? Зачем ей просить всех прийти на холм Бранч-Хилл?

– Офицер Сото сказал, что она приглашала в Портал-Хаус и других, – сказал Вундер. – Других участников похоронных процессий. Наверняка она и их просила украсть для неё что-нибудь. Или выпрашивала у них деньги. Или, может, она… – ему трудно было придумать ещё одну причину, не связанную с чудесами, – …решила основать культ.

Фэйт натянула на голову капюшон. Теперь она смотрела на Вундера из глубины своей пещеры.

– Ты в это не веришь.

– Почему нет? – воскликнул Вундер. – Что она на самом деле сделала? Она ничего не сделала для меня! Она… она фальшивка!

– Не думаю, что это правда, – подал голос Дейви. – Когда мы были в её доме… – Он умолк на мгновение. – Когда моя мама была больна – очень больна, – иногда я поздно ночью заходил к ней в комнату. И ты знаешь: мы не… мы не очень религиозны и всё такое. Но в комнате я испытывал что-то. Что-то, от чего мне становилось лучше. И я испытывал то