Боса также забрала целые ящики наших фруктов, овощей и мяса: такие припасы, вероятно, всегда могли пригодиться на корабле, вынужденном держаться подальше от цивилизованных торговых центров Собрания. То, что осталось, было растерто в кашу, утыканную щепками, размазано по стенам, перемешано с осколками стекла.

Возможно, Боса и не рассчитывала, что кто-то останется в живых на «Монетте», но она все-таки учла такую возможность. В течение нескольких секунд я отупело спрашивала себя, почему она просто не выпустила всю нашу дыхаль через шлюзы.

Но это было бы слишком быстро. Слишком чисто и слишком легко.

Боса так не поступает.

Я внимательно следила за подметалой. Прошел час, потом другой, и не было никаких признаков того, что далекий сгусток света движется. Но когда я отметила его местоположение одной из ракаморовских ручек, а потом вернулась спустя одну-две вахты, мне удалось себя убедить, что он подкрался чуть ближе. Через день сомнения растаяли. Джастрабарск приближался к нам, – вероятно, намереваясь поковыряться в наших объедках и поглядеть, что осталось в шарльере. Я измерила расстояние, которое он преодолел за двадцать четыре часа, и прикинула, сколько времени ему понадобится, чтобы добраться до меня. По моим подсчетам выходило, что на это уйдет пять дней.

Я поняла, что не доживу – в холоде, высасывающем из меня все силы, да к тому же без воды и пайков…

Мне нужно было сделать что-то экстраординарное.

Я бы соврала, сказав, что мне никогда не приходило в голову приготовить и съесть трупы. По крайней мере, я размышляла о том, что наполовину сойду с ума, если всерьез задумаюсь над этим. Я понимала, что такое может случиться. Но в промежутке между «сейчас» и «тогда» можно было попробовать кое-что еще.

Я могла бы съесть световой плющ.

Побеги змеились по стенкам коридоров во всей «Монетте», и их определенно было больше, чем я могла запихнуть в рот за пять дней. И я знала, что лоза не ядовита. Я где-то слышала краем уха, что эту дрянь можно есть, не опасаясь особо тяжких последствий. Что хитроумные разумники, жившие во время одного из предыдущих Заселений и придумавшие световой плющ – а растение было именно плодом чьих-то усилий, искусственно состряпанным организмом, вылепленным из частей других растений и животных, – позаботились о том, чтобы он не был ядовитым. Иначе и быть не могло, ведь люди, перемещаясь по кораблю, постоянно прикасались к плющу. Нет, световой плющ должен был оказаться полезной, а не вредной штукой. Он испускал свет, впитывал дурные газы и выделял те, которые требовались нашим легким.

И его можно было съесть.

Это был какой-то третий фактор, встроенный в него в качестве заключительной страховки. Если корабль попал в беду и при условии, что плюща осталось достаточно, чтобы от дыхали не мутилось в голове, остаток можно было слопать и не умереть от этого.

Но никто не обещал, что будет вкусно.

Я нашла нож и отрезала кусок размером с палец. Плющ поддавался легко и выделял сок, который я слизала с пальцев. Жидкость была сладкой, но в остальном безвкусной, как вода с сахаром. А еще побег продолжал светиться, хотя и не был связан с остальной частью организма. В моей ладони он ощущался мягким и прохладным.

Я сунула плющ в рот и сжала челюсти.

Мягкость уступила место более твердой сердцевине, которую пришлось жевать. Она была не совсем безвкусной. Острой, с кислым послевкусием. Не могу сказать, что наслаждалась, но это было не худшее, что мне доводилось пробовать; и если намазать плющ маслом, вероятно, им можно было бы кормить разумников за деньги. Я продолжала жевать. Постепенно мне удалось превратить весь кусок в массу, которую можно было проглотить. Чтобы утолить голод, требовалось нечто большее. Но сок плюща избавил меня от жажды, а это уже было кое-что.

Я решила, что смогу это вынести.

Учитывая, какой я книжный червь, может показаться странным, что я не отправилась в библиотеку раньше. Но книги были приятной частью моей жизни, роскошью и напоминанием о лучших временах, а я не хотела опять привыкать к приятному, пока еще не была уверена, что переживу ближайшие дни. Световой плющ немного сгладил мои страхи, и то ли из-за того, что мне удалось утолить голод, то ли из-за какого-то химического вещества в составе плюща, но для меня вдруг сделалось очень важным то, каким образом можно скоротать время, – и так уж устроено мое серое вещество, что первым делом на ум пришли книги.

Поэтому я отправилась в библиотеку Ракамора… и увидела, что с ней сотворили.

Я знала, что одни разумники ценят книги, а другие считают скучными, но мне не доводилось развить эту мысль и прийти к выводу, что кто-то может ненавидеть книги, уничтожать их. Я любила думать, что книги чем-то похожи на дыхаль. По всему кораблю были разбросаны баллоны с дыхалью, на всякий случай. Любой можно было использовать по необходимости, но это не испортить просто потому, что тебе есть чем дышать. Наверное, такой взгляд на вещи был свойствен воспитанной девушке с Мазариля, а остальные не были обязаны думать так же.

Боса уничтожила библиотеку Рэка. Это вышло не случайно, не из-за того, что где-то поблизости развернулся бой. Это был результат систематических действий, для которых, вероятно, понадобились два или три человека. Они вооружились чем-то острым – может, длинными такелажными ножами, которые разумники вроде Хиртшала использовали для резки снастей, – и рубили, рубили, рассекая книги вдоль корешка, так что страницы разлетались по всей комнате, будто в ней разыгралась метель со снежинками размером с ладонь. Но такелажный нож режет все, даже парящую на сквозняке бумагу, поэтому они, должно быть, продолжали рубить, резать страницы в мелкое крошево, чтобы их нельзя было восстановить и за сто лет. Огнем они тоже воспользовались, и на каждый белый обрывок приходился один черный или коричневый, и в воздухе все еще витал пепел, который я и вдохнула, разинув от потрясения рот. Я вдохнула его библиотеку – лишь ее часть – и ощутила горький привкус истории, которой хватило бы на тысячу жизней. Я ее выкашляла, но не всю.

Я нашла обложки некоторых книг. С вырванными страницами они были похожи на крылья темных, кожистых птиц, оторванные от тел. Там было то издание «Книги миров» 1384 года, не самое раннее из тех, что показывал мне Рэк, но все же причудливое, старое и ценное. Я подумала о том, как он был горд и как редко ему удавалось похвастаться коллекцией кому-то, кто действительно мог оценить ее, – и поняла, что он увидел во мне нечто, раз впустил в свою библиотеку, доверил мне это знание, и от этой мысли мое горе сделалось еще острее, чем раньше.

Вероятно, там остались книги, которые не сильно пострадали или которые можно было бы восстановить без особых проблем. Но возвращаться в эту библиотеку было выше моих сил. Вы можете счесть меня жестокой, однако ущерб, который был нанесен книгам, пошатнул мое самообладание сильнее, чем израненные трупы членов экипажа. Дело не в том, что я не очень высокого мнения о людях. Однако людей много, а я готова спорить на пистоли, что среди уничтоженных книг были уникальные – такие, подобных которым больше не осталось там, куда падает свет Старого Солнца.