– Они, черт подери, не ощущаются поверхностными.

– Мы тебя заштопаем, – пообещал Джастрабарск. – А также напоим и накормим. И вымоем. Потом ты поделишься с нами своим опытом, заработанным тяжким трудом. Уверен, наш собственный чтец шарльеров обрадуется возможности как следует изучить твои тетради.

Нас подняли на борт катера, а затем переправили на «Железную куртизанку». Ласкер остался на «Скорбящей Монетте», чтобы разобраться, что могло пригодиться в дальнейшем. Как только мы выгрузились, Джастрабарск послал еще троих из своей команды обратно, помогать Ласкеру.

– Те трофеи по-прежнему принадлежат команде Ракамора, – сказала Прозор, просто на тот случай, если предыдущие шесть или семь раз, когда она уже высказала свою точку зрения почти в той же форме, до кого-то не дошло. – Мы вытащили их из шарльера целенькими и невредимыми, и их надо поделить поровну.

– Между вами двумя? – спросил Джастрабарск.

– Четырьмя, – с суровым видом уточнила Прозор. – Адрана все еще одна из нас, на кого бы ее ни заставили работать. Мы сохраним ее долю.

– Ох и долго придется хранить. А кто четвертый?

Прозор ответила ему озадаченным взглядом:

– Гарваль, разумеется.

Джастрабарск нахмурился. К тому моменту он узнал больше подробностей о том, что с нами случилось.

– Вы же сказали, что Гарваль пробралась в команду обманом.

– Верно, – согласилась Прозор. – А потом она искупила свою вину. Значит, по-прежнему имеет право на долю.

– Очень великодушно с твоей стороны.

– Просто делаю то, что сделал бы на моем месте Рэк, только и всего.

Джастрабарск опять медленно кивнул – у него это вошло в привычку. Его огромная костистая голова двинулась вверх и вниз, и это напомнило мне о валуне, который качается поверх другого валуна.

– Мы тоже поступаем справедливо. Трофеи, которые обнаружатся на «Монетте», можете делить как хотите. Но то, что осталось в шарльере, никому не принадлежит, покуда его не заберут.

– С этим никаких претензий.

– Вы вернетесь в шарльер? – спросила я.

– Вернемся? – удивился Джастрабарск. – Так ведь мы туда еще не заходили. Да, пойдем внутрь. Но до закрытия окна слишком мало времени. Ауспиции Квансера предсказывают высокую вероятность нового открытия примерно через восемнадцать дней. Поле исчезнет ненадолго, успеем сделать всего-то пару ходок, но и так сойдет.

– Вы успеете, – сказала Прозор все еще хриплым голосом.

– Что успеем?

– По моим подсчетам, у вас есть еще тридцать часов, прежде чем поверхность сделается непроницаемой.

Джастрабарск сжал челюсти:

– Легко говорить такие вещи, когда не рискуешь собственной шкурой.

– А кто сказал, что не рискну?

Его глаза сверкнули из мрачных глубин.

– То есть?

– Я подтверждаю то, что высчитала для этого шарльера. Я пойду с твоим отрядом. Но! – Она вскинула палец. – Мне причитается справедливая доля трофеев. Если твой открыватель знает толк в своем деле, мы справимся, и еще десять часов останутся в запасе на всякий случай.

Я посмотрела на Прозор, думая обо всем, что между нами произошло. Я верила, что она и впрямь так хороша, как твердит ее репутация, но доказательство этому получила лишь единожды, когда шарльер открылся в точном соответствии с ее предсказанием. Только дурак стал бы придавать этому слишком большое значение, зная, как легко слепой случай мог сыграть свою роль. Но теперь, когда от команды остались только мы, мне больше некому было предложить свою верность.

– Я доверяю Прозор, – тихо сказала я. – Она не могла ошибиться. И еще мне бы хотелось тоже поглядеть на шарльер изнутри. Если вы позволите ей туда отправиться, я тоже хочу пойти.

– Можно восемнадцать дней просидеть в этой глуши, куда ветра фотоны не гоняли, рассматривая собственные большие пальцы, – продолжила Прозор. – И в конечном итоге все силы уйдут на ожидание. Или можно за тридцать часов войти, выйти и весело продолжить путь.

Она посеяла в душе Джастрабарска сомнения, пусть даже он сам мог это и не осознавать. В конце концов, это была Прозор – одна из лучших сканеров всех времен, и она предлагала ему шанс избежать нескольких недель скуки.

– Ты повторишь расчеты, которые привели тебя к этому выводу про тридцать часов, – сказал капитан, ткнув ей в лицо толстым пальцем. – И «примерно тридцать часов» – для меня негодная оценка. Если бы я хоть подумывал о том, чтобы отправить катер сейчас, а не при следующем открытии… Так, мне нужен ответ с точностью до минуты.

– Мне понадобятся мои бумаги, – заявила Прозор.

– Попрошу Ласкера принести все, что принадлежит тебе. Но ничего не обещаю. Нельзя так просто взойти на борт моего корабля и начать диктовать мне свои условия.

– Я о таком и мечтать не смею, капитан. Но ведь мы все здесь для того, чтобы заработать немного пистолей, не так ли?

Джастрабарск фыркнул. Но Прозор выдала самый убедительный из всех своих доводов.

Катер отправился к шарльеру с экипажем из восьми человек. Прозор сказала, что у нас есть двадцать семь часов и три минуты до того момента, как поверхность снова превратится в твердую корку, и если бы это был единственный расчет, имеющий отношение к делу, я бы уже порядком нервничала. Но Квансер твердил, что оставшееся время – без резерва на крайний случай – составляет всего лишь девять с половиной часов. Этого бы хватило, чтобы проникнуть внутрь шарльера и достичь точки, где отряд Ракамора нашел первые трофеи. Но ни о каком возвращении речь не шла… И все-таки Джастрабарск решил полностью довериться предсказаниям Прозор и пренебрег советами собственного знатока.

Я еще сильнее убедилась в том, что эти люди отличаются необычным подходом к опасности. Они ее принимали – и даже приветствовали, – когда опасность касалась защитных полей и ауспиций. Они были готовы подвергать себя огромному риску, когда речь шла о добыче, вознаграждении и соперничестве между экипажами, и извлекали выгоду из трудностей, возникающих из-за дверей, замков и вооруженных систем безопасности. Но при мысли о том, чтобы противостоять Босе, их энтузиазм сразу увядал. Она вселяла в них глубокий страх, и, поскольку большую часть времени ее можно было избегать или игнорировать, у них не было никакого стимула встретиться лицом к лицу с жутью, которую она воплощала. Но с моей стороны было бы неправильно называть их трусами. В той стихии, где они обитали, не было никого более храброго и восприимчивого к неизбежности смерти.

Я спрашивала себя: смогу ли когда-нибудь стать такой же, как они?..

Не сегодня, это уж точно. Но Прозор была достаточно уверена в своих расчетах, чтобы присоединиться к экспедиции, и я пообещала пойти с ней. Нам выдали скафандры из запасов «Железной куртизанки» – они оказались громоздкими и неудобными, но мы стерпели дискомфорт, сумели выкинуть его из головы, понимая, что если бы команда «Куртизанки» нарядилась в наши собственные скафандры, они тоже чувствовали бы себя плохо.