то ты ею становишься. Я облегчил ему задачу, во всем признавшись. Теперь он вызовет констебля, надо мной устроят короткий суд, а потом повесят.

– Я обречен, – заявляю я, вспоминая слова Клементса. – И Альтамия – тоже. Вы – протеже лорда Говарда.

– Мой господин сделал все что мог, чтобы спасти тебе подобных. – Я не перебиваю Уилла, хотя и осознаю, что я не такой, как они. – И я запоздало присоединился к этой традиции. Из-за лорда Говарда и ведьмы, и обычные люди стали жертвами паранойи короля Якова. Концепции ковена и сделки с дьяволом в обмен на колдовские способности – это выдумка, в которой он признался королю Карлу. Покойный монарх не оставил ему другого выбора, – добавляет он, замечая недоверие в моем взгляде.

– Но он ведь сам сделал этот выбор. – Я вспоминаю истории, которые рассказывал мне Стивенс. – Ваш господин и другие писцы нападали на ведьм из зависти. Они ощущали опасность, исходящую от королевского покровительства, которое им оказывалось. – Во время своего правления королева Елизавета наняла множество придворных ведьм, оставшись под впечатлением от их травяных снадобий, венецианских белил и смесей для окрашивания волос. – Писцы полагали, что, заручившись поддержкой короля Якова, смогут от них избавиться, а потом еще и убедят его признать «правильный» вид магии – их собственную.

– Ты ошибаешься насчет моего учителя, – возражает он. – Это мелкое соперничество между писцами и ведьмами так и сохранялось бы, если бы король Джеймс не выдвинул им ультиматум: раскайтесь, уйдите из ремесла или сами станьте колдунами.

– И он выбрал первое, – с горечью констатирую я.

– Ему не хотелось уходить в небытие. И это решение его сломило.

– Тем не менее с его протеже все в полном порядке. Почему вы меня пощадили?

Наши взгляды встречаются.

– Хватит с меня убийств.

– Нет, причина не в этом. – Я сомневаюсь в его словах.

– Ты был готов пожертвовать собой ради мисс Хейл, – задумчиво произносит он.

– Она была бы достойна такой потери. Я заставляю вас вспоминать о ком-то из прошлого?

– Ты на него похож, – бормочет он. – Эти воспоминания наводят меня на мрачные мысли, и, помогая тебе в этот раз, я совершил маленькое доброе дело, чтобы от них отвлечься.

Нас донимает Клементс. Последние несколько дней он напоминает струп на кровоточащей ране, к которому боишься прикоснуться, чтобы не испортить заживление. Он поселился в нескольких домах от резиденции Хейлов, и я пристально наблюдаю за ним из окна спальни.

Нападение Клементса повлияло на репутацию семьи, и Хейлу не хватает поддержки покровителей, чтобы как-то исправить ситуацию. Судьи отвергли его жалобы. Клементс пользуется расположением леди Тевершем, а лорд Гилберт не забыл о том, как Хейл изначально отказывался пойти против его матери. Лишенный всякой поддержки, Хейл вместе с семьей изолировался в доме. Он не привык к подобному заточению, поэтому большую часть времени проводит, срываясь на Уилла. Они с миссис Хейл балансируют между гневом, вызванным нашим присутствием в доме, и паникой по поводу того, что произойдет, если мы его покинем.

– Он ведь ваш ученик, – сказала миссис Хейл Уиллу после того, как я рассказал всем о своей сделке с Броудом. – Он идет по пути, проложенному такими людьми, как вы.

Уилл молча принял вину на себя, после чего занялся планированием нашего отъезда, а также предостерег Броуда от печати новых тиражей памфлета.

Броуд уже достаточно заработал, чтобы пойти ему навстречу. Проснувшись сегодня утром, мы обнаружили, что моими текстами оклеены улицы. Издевка Клементса, пытающегося таким образом разозлить Уилла. Несколько копий появилось и на улице, ведущей к дому мэра. Застав одного из своих слуг за их чтением, Хейл разразился гневной тирадой. Уилл был прав. Мои слова – оставленный без присмотра огонь. И он уже опалил всех жителей Йорка.

Уилл не стал обвинять меня вслух в том, что произошло. Его наигранное безразличие и доброта меня душат, и я прячусь от них, запершись в своих комнатах. Наконец я выхожу. Набираясь смелости, чтобы постучать в дверь, я брожу перед комнатой Альтамии. Со дня нападения Хейл держал ее взаперти.

В воздухе витает мускусный аромат. Древесина рябины используется для защиты от колдовства, и по указанию миссис Хейл ею окуривают дом. Этот запах действует на меня угнетающе.

– Николас? – окликает меня Альтамия.

Осторожно осмотревшись, я захожу в ее комнату, где царит полутьма, задернуты шторы и пахнет розмарином и уксусом. Ее огненно-рыжие волосы – словно сигнальный фонарь в освещенном свечами помещении. Она убирает локоны от лица, и я вздрагиваю, заметив сине-зеленое пятно у нее на виске.

– Я сразу догадалась, что это вы, услышав ваши шаги за дверью. Мама лишь вздыхает, а папа только и делает, что кричит. Так что все это, наверное, пойдет на растопку камина, – указывает она на чучела, расставленные у ее ног. – Мама волнуется, что он подаст официальную жалобу. Люди должны понимать, что мы сами боимся других больше, чем нужно бояться нас. – Задумавшись, она дотрагивается до головы. Кожа у нее все еще болит от грубых прикосновений Клементса.

– Это моя вина. Я рассказал этому человеку о вашем хобби, когда мы с Уиллом с ним встретились. – Я сажусь рядом с ней. – Тогда я слишком много выпил, и мне хотелось показать ему, какое значение вы имеете… для меня. – Я замолкаю, прежде чем выдавить из себя признание: – Ситуация усугубилась из-за памфлета, который я написал. Клементс его увидел и решил, что Уилл хочет возобновить охоту на ведьм без него.

Она отводит взгляд.

– Это не ваша вина. Я сама вас к этому подтолкнула. – Альтамия игнорирует мои попытки ей возразить. – Вы уезжаете, – говорит она, убрав протянутую ко мне руку, когда я с виноватым видом киваю.

Я вернусь в Лондон и буду ждать готовности бумаг для поездки во Францию. Однако воспоминания о руках Клементса, сжимающих горло Альтамии, заставляют меня воспринимать этот план как незаслуженную награду.

– Я останусь совсем одна, – бормочет она себе под нос.

«Она ушла», – сказал мне Хейл, когда я спросил, куда исчезла Агнес.

Во время той драки она отправилась на поиски констебля, но тот отрицает, что видел ее. Хейл полагает, что Агнес бросила работу из страха. Поспешный отъезд трех домашних слуг еще больше укрепил его подозрения. Подозреваемая в колдовстве никогда не бывает одна, и сбежавшие слуги, вероятно, испугались, что их имена окажутся в том же списке, что и Альтамия.

– Может быть, Агнес вернется, – размышляю я, вспоминая, как ее крошечные ручки исчезли в толпе, пока мое внимание было приковано к Альтамии.

– Она не ушла бы, оставив все свои вещи и даже не попрощавшись. Отец запер меня в комнате на всю ночь, когда я сказала, что пойду ее искать. Он винит во всем произошедшем меня.

– Вы ни в чем не виноваты, – подчеркиваю я. –