Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замолчите! Довольно! Хватит!
Все эти разговоры, «случайные встречи» с Плутосом, визит Албанцевых и намеки о хорошем супруге, которого оценят родители, были неспроста. Все знали, что рано или поздно встанет вопрос о моем замужестве. Вот только как я могу думать о других парнях, когда растворяюсь в поцелуях со звездным хулиганом?
Я плохая дочь?
— Анна Пална, почему ты молчишь? — продолжает напирать отец. — Предлагаю вам в субботу сходить на свидание.
Меня аж всю передернуло. Можно подумать, я здесь что-то решаю, и мое мнение может что-то изменить.
— В выходные я не могу. У нас по расписанию стоит… стоит выездная экспедиция на объекты перед практикой. К пятнице обещали предоставить необходимые документы, — говорю это, а у самой голос дрожит, по спине тоненькой струйкой бежит холодный, даже ледяной, пот.
— Хорошо. Тогда я передам Плутосу, что он может пригласить тебя куда-нибудь в начале следующей недели.
Никак не прокомментировав слова отца, благодарю маму за ужин и, убрав за собой посуду, иду в комнату. Падаю спиной на кровать, открываю в телефоне галерею и несколько минут гипнотизирую сохраненную фотографию Мирона. Правда, это не помогает мне успокоиться.
— Это не закончится ни-ког-да… — тяну обреченно и, спрятав телефон под подушкой, закрываю глаза, моментально проваливаясь в сон.
Возможно, я бы проспала до самого утра, если бы в три часа ночи меня не разбудил тихий писк мобильного.
Выныривая из-под одеяла, нащупываю телефон и резко щурюсь от яркого экранного света.
— Мирон? — удивленно озвучиваю имя входящего хриплым ото сна голосом. Но, не колеблясь, сразу отвечаю на звонок. Вдруг чего стряслось. — Алло… Мир, что-то случилось?
— Привет, сладкая Аня, — побормотал Савельев. И голос его показался мне каким-то странным. — Я соскучился по тебе, крошка. Моя охуенная принцесса…
— Ты… Ты что, пьян?
— Это неважно… Совсем неважно! — тяжело дышит в трубку Мир. — Я около твоего дома. Можешь выйти? Надо, чтобы вышла!
— Господи… Мирон… Ночь на дворе. Зачем ты пришел в такое время?
— Целоваться. Так что одевайся и бегом ко мне.
Щеки опалило жаром, а внутри все завибрировало. Как показала практика, Савельев никогда не врет и открыто говорит о своих желаниях. И если я сейчас выйду к нему, для Мирона зажжется зеленый свет.
Никогда бы не подумала, что чувства могут так сильно подорвать мою волю и выдержку, а возведенный годами высокий забор, который, по сути, должен служить защитой, будет медленно разрушиться, обваливаясь по кирпичику.
Мирон медленно прорывался сквозь этот барьер, с важностью истинного полководца умело шагнул на мою территорию, захватывая ее частями. Сначала это были сообщения. Двусмысленные, с легкой издевкой. Затем в ход пошли комплименты и признания. Пошлые, немного грубые, но именно они почему-то вызывают во мне ураган эмоций. А сейчас Савельев при удобном случае набрасывается на меня с поцелуями, наплевав на все протесты.
Это все неправильно. Так быть не должно.
— Тихоня, ты там уснула, что ли? Ань… Прием-прием, красотка!
— Я не сплю, Мирон! — шепчу в трубку, ныряя под одеяло, чтобы нас никто не услышал. — Но тебе лучше уехать.
— Серьезно? Вот так бросишь меня здесь? — наигранно обиженным голосом куксится Мир. — А я, между прочим, тут один. На улице уже темно, а рядом могут ходить маньяки. Злые… А вдруг он на меня нападет? Это будет на твоей совести, новенькая.
Да боже ж ты мой! Бедненький!
— Очередной шантаж, Савельев? — ворчу недовольно. — Это подло!
— Иначе с тобой не выходит… — смеется он в трубку. А у меня от этих радостных нот улыбка на лице появляется. — Так что, идешь?
Разве у меня есть выбор?
И дело же не в том, что Мир может снова прийти в мой дом… Я сама хочу его увидеть. Очень.
— Я выйду к тебе на десять минут, — цокая, закатываю глаза. Невозможный! — Но только чтобы знать, что с тобой все в порядке, — и кладу трубку.
Ну-ну… Чтобы убедиться в его безопасности… Да кого я обманываю?
Собрав волосы в култышку, в полной темноте натягиваю спортивный балахонистый костюм, который велик мне на два размера. Телефон прячу в карман и, смахнув плед со стула, быстро сминаю его, пряча под одеяло, чтобы в случае проверки родители не поймали меня на побеге.
На цыпочках, даже не дыша, выхожу из комнаты и, осторожно прикрыв дверь, прокрадываюсь в коридор, стараясь не скрипеть половицами. От страха ладони становятся влажными, ноги дрожат. Да, я знаю, что у меня будут большие проблемы, если родители заметят мое отсутствие или, не приведи господь, поймают за объятиями. Но я так хочу увидеть Мирона. Хотя бы на пару минут.
Ничего же страшного не случится, ведь так? Я просто посмотрю на него, успокою себя тем, что Савельев в порядке, и вернусь обратно. На этой уйдет пару минут.
На вешалке цепляю теплую жилетку и, прислушиваясь к звукам, выскакиваю на улицу. Поежившись от резкого порыва прохладного ветра, прячу руки в длинных рукавах толстовки и иду к задней части двора, периодически оглядываясь.
Подойдя к калитке, высматриваю Мирона.
— Я здесь! — из-за яблони, которую отец грозился спилить по лету, появляется сначала рука Савельева, а потом и он сам. — Ты все же пришла, — расплываясь в довольной улыбке, Мирон, пошатываясь, несется ко мне и сгребает в объятия. — Ты пришла… Пришла… Пришла…
Конечно пришла! Не могла не прийти…
От столкновения тел нас качает, словно маятник кидает из стороны в стороны. Или это земля раскачивается. Но нам сейчас так хорошо, что с этим кайфом сложно справиться.
Савельев ведет носом по моей скуле, щеке, трется об меня своим лицом, что-то невнятное шепчет. Не разобрать. А когда умудряется сорвать с моих волос резинку, позволяя прядям рассыпаться по плечам, зарывается в них и часто дышит.
— Господи, да ты точно пьян, — утверждаю я на выдохе, поражаясь тому, сколько эмоций Мирон с помощью одних лишь объятий выдает. Он меня ими заражает, подпитывает.
— Я от тебя́ пьянею, Тихоня, — губами ловит мочку моего уха и всасывает ее. — Поехали ко мне, а? Поехали… Дома никого не будет. Только ты и я.
— Что? — такое предложение меня шокирует. Хочу отстраниться от Мирона, но он ближе притискивается, не позволяя даже на миллиметр отдалиться. Я не могу дернуться в сторону, хотя кажется, что скоро от меня совсем ничего не останется, попросту раздавит. — Пусти…
Но Мир будто не видит и не слышит ничего вокруг. Продолжает сводить меня с ума признаниями.