Второй… от второго. Ульянович он.

К р у т о й. Черт-те что! Сколько же раз твоя Матя до тебя успела замужем побывать?!

М а т я (вспыхивает). Савелий! Знай край да не падай, слышишь?!

Д е д (виновато). Ладно, Матя, ладно…

Ф р о с ь к а (вертит в руках конверт). Савелий Дмитрич! А почему тут написано: обратный адрес — какому-то Ку-ку-рад-зе? Надо Серебрянскому, а тут — Ку-ку-рад-зе!

Д е д. Что-о?! (Выхватывает у нее из рук конверт.) Потому, что Серега у нас и Серебрянский и Кукурадзе. У него две фамилии, поняла? Как, скажем, у этого… ну, у Голенищева-Кутузова… у Маминова-Сибирякова… у Соловьева-Седова. Две фамилии: одна отцова, а другая материна. Первая — моя, а вторая — Матина… девичья.

Ф р о с ь к а (не унимается). Ну да! Что ваша бабушка Матя — грузинка, что ли?!

Д е д. Самая настоящая грузинская княжна! Бывшая, конечно…

М а т я. Савелий! В последний раз говорю!..

П е т ь к а (снова на перилах крыльца). Смотрите! Артисты идут, артисты! Спектакль или концерт показывать будут!

Г о л о с а.

— Какие артисты? Наши или приезжие?

— Наши. Окунь и тетка Фимка.

— Наши тоже могут. Не хуже приезжих.

— Такую комедию учудят — животики надорвешь!..

К р у т о й (встревоженно). Кто там? Какие такие артисты?

Входят  О к у н ь  и  С и м а. Оба перевязаны через плечи полотенцами-рушниками, в руках у Окуня хлеб.

Д е д (обрадованно). Иван Кириллович, дорогой ты мой! Ты же явился в самый раз, попал не в бровь, а в глаз. Давай, пожалуйста, свой спектакль, давай.

О к у н ь. Гм… Вы, Савелий Дмитрич, догадываетесь? И не против? Откровенно говоря, я опасался, что вы будете против.

Д е д. Да что ты! Когда же я был против твоей самодеятельности? Я всегда — за!

О к у н ь (Крутому). Степан Васильевич, разрешите?

К р у т о й. А что такое? Что вы тут сверх плана придумали?

Ш а л а е в (живо). Одну минуту, Степан Васильевич!.. Товарищ Окунь, может быть, вы какие-нибудь ряженые? Может быть, вы хотите продемонстрировать нам какой-нибудь старинный народный обычай или обряд? Это сейчас очень модно — иконы, свечи, деревянные ложки!

О к у н ь. Гм… Да, у нас нечто подобное.

Ш а л а е в (Крутому). Степан Васильевич!..

К р у т о й (Окуню). Давай действуй.

О к у н ь (обращается к деду Савелию). Достоуважаемый Савелий Дмитрич! Мы, то есть я и Серафима Афанасьевна, на этот раз к вам не просто, а, как говорится по-латыни, экс-официо, то есть официально, с весьма серьезным и важным поручением матримониального характера.

Д е д (недоуменно). Чего?.. Какого характера?.. А ты, Иван Кириллович, без своей латыни никак не можешь?

О к у н ь. Могу… (Делает знак тетке Серафиме.)

Жила-была жар-птица,

Красавица девица…

С и м а.

Да не одна, а семь жар-птиц,

Красавиц писаных девиц —

Осокины сестрицы!

О к у н ь.

В сад княжеский летала

И яблоки клевала…

С и м а.

Ну что ж, и это может быть:

Любили сестры пошутить

Не много и не мало!

О к у н ь.

Князь птицу заприметил,

Решил расставить сети…

С и м а.

И что же вышло из того:

Все семь князей — до одного —

Попались в сети эти!

Д е д (еще более недоуменно). Чего-чего?!

С и м а. Неужели непонятно? Ну сваты мы с Иваном Кирилловичем, сваты. От Елены Ивановны Осокиной. Ваших хлопцев за ее девчат сватаем.

Д е д. А-а?!

М а р и я. Сестры! Слышите? Будто про нас разговор…

Д а р ь я. Будто сватают нас, что ли. И даже не нас, а за нас!

О л ь г а. Что за глупость такая?!

Ф р о с ь к а. Ой, как интересно! Ой, как интересно!..

Д е д (несколько придя в себя). Иван Кириллович, Серафима!.. Вы это как — в шутку, для смеха, ради общего веселья у меня на новоселье, или как?

О с о к и н а (выскакивает из толпы). Да какой же тут может быть смех, шабёр дорогой! Ты что, не видишь разве: и хлеб, и рушники — все, как полагается, по обычаю, по закону?

Д е д. Да ведь это женихи когда-то к невестам сватов засылали, а у тебя, соседка-наседка, как получается? Совсем наоборот, шиворот-навыворот, задом наперед!

О с о к и н а. Эх, милый! Когда сильно надо, как мне с моими девчатами, то можно и так, как ты говоришь, задом наперед.

М а р и я. Мама! Что ты выдумала?

Д а р ь я. Как тебе перед людьми не стыдно?!

О л ь г а. Сейчас же прекрати эту комедию! Мы не хотим никакого сватовства!

Ф р о с ь к а. А я хочу! А я хочу!

О л ь г а. Да цыц ты, невеста сопливая! (Дает ей подзатыльник.)

П е т ь к а. Фрося! А как же?.. Я же… Ты же… Мы же…

Ф р о с ь к а. Отстань, не приставай!..

О с о к и н а (дочерям). Дуры-девки! Это же я для вас, для вашего счастья стараюсь.

М а р и я. А мы не хотим!

Д а р ь я. Не надо нам такого счастья!

О л ь г а. Не беспокойся: мы сами для себя постараемся…

О с о к и н а. Так чего же вы, дуры-девки? Каких других еще ждете?

М а р и я.

Я такого жду, про которого

Не промолвишь вдруг слова скорого…

Пусть не вышел в рост и не так плечист,

Был бы сердцем прост и душою чист.

Чтоб, как я могу, так и он любил,

Чтоб, как я ему, мне он другом был.

Д а р ь я.

Жду высокого и плечистого,

Жду веселого и речистого.

И речистого и певучего —

Раскрасавца жду наилучшего!

Не пила бы я и не ела бы,

Только слушала да глядела бы!

О л ь г а.

Жду отважного, жду бесстрашного,

Озорного жду, бесшабашного.

На работу шел — чтоб огнем горел,

А домой пришел — погулять умел.

Погулять, да так, чтоб и вкривь и вкось…

В общем, был как я — оторви да брось!

М а р и я  и  с е с т р ы.

Он придет однажды в тихий вечер,

Он придет и скажет мне: «Родная!..

Как же мог я жить до этой встречи,

Как же мог дышать, тебя не зная?!

Ничего на свете мне не надо,

Все отдам, что прежде было мило,

Лишь бы ты со мной стояла рядом

И улыбку мне свою дарила!..»

Ничего ему я не отвечу,

Буду лишь стоять и улыбаться,

Чтобы нам не только в этот вечер,

Чтобы никогда не разлучаться!..

Ф р о с ь к а (со слезами обиды). А я?.. А я?..

М а р и я. Что ты?.. А-а, ну давай.

Ф р о с ь к а.

Я такого жду, что, коль явится,

Так и ахнут все — всем понравится!

Он наружности удивительной,

Служит в армии на действительной.

Он и стройненький, и подтянутый,

Портупеями перетянутый,