С и м а. А что писать?

К р у т о й. А вот что… «Всем членам правления. Срочно. Сегодня, в двадцать один ноль-ноль, внеочередное заседание. Повестка дня. Первое… О признании фельетона «Щедрый председатель» целиком и полностью правильным. Второе… О немедленном исправлении допущенных ошибок, а именно — об отобрании у колхозника Серебрянского С. Д. недобросовестно полученной им новой усадьбы, а также…» Нет! Стой! Не надо… Ничего этого не надо…

С и м а. А что надо?

К р у т о й (яростно бьет кулаком по столу). Тимку-почтальона ко мне! Сейчас же, немедленно! Из-под земли… живого или мертвого!

С и м а (испуганно). Ой, что вы на него так, Степан Васильевич? При чем тут Тимка? Нашли стрелочника…

К р у т о й. Тимка при чем? При том, что он первый должен был все знать и руководству сигнализировать, а не орать «салют-ура»! Давай мне его сюда, давай немедленно!..

Затемнение.

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

Усадьба деда Савелия. Та же усадьба, а выглядит совсем иначе: на крыльце увяла зелень, с деревьев падают сухие листья, в доме наглухо закрыты ставни. Двор завален разными домашними вещами, только теперь  М а т р е н а  А н д р е е в н а  и  А л е ш а  не вносят, а, наоборот, выносят их из дома. Входит  М а р и я.

М а р и я. Матрена Андреевна! К вам можно?

М а т я. Заходи, Мария. Можно.

М а р и я. Ну как Савелий Дмитрич?

М а т я. Да уже вроде ничего. Встает понемногу, ходит с палкой.

М а р и я. Ага… Ну вот… Мы с девчатами петуха зарезали и Савелию Дмитричу суп сварили, а кроме того, молока, сметаны, масла ему принесли.

М а т я. Зачем это?

М а р и я. Затем, что ему теперь, Иван Кириллович говорит, самое главное — есть повкуснее и побольше надо.

М а т я. Что, я сама не могу?

М а р и я. Можете. Только вам сейчас не до этого, чтобы самой варить, печь да жарить. (Зовет.) Сестры! Несите…

Входят  Д а р ь я, О л ь г а, Ф р о с ь к а  и  д р у г и е. Одна несет кастрюлю с супом, другая блюдо с петухом, третья крынку с молоком и т. д.

М а т я (машет рукой). Ладно. Оставьте. Спасибо.

М а р и я (показывает на вещи во дворе). А это что? Зачем? Уж не обратно ли собираетесь?!

М а т я. Обратно.

М а р и я. Крутой так круто распорядился?

М а т я (резко). Сама не хочу! Не могу в этом доме… обманом полученном.

Д а р ь я. Матрена Андреевна… значит, действительно?..

О л ь г а. А письма?!

М а т я. Хватит, девчата! Не терзайте вы мне душу, ради всего святого!

М а р и я. Пошли, сестры, пошли… Матрена Андреевна, вы только матери нашей ни про петуха, ни про все остальное… Сердитая она на Савелия Дмитрича. Сама все затеяла, сама во всем виноватая, а на него сердитая.

М а т я (снова машет рукой). Ладно…

Сестры Осокины, за исключением Фроськи, уходят.

Ф р о с ь к а. Бабушка Матя…

М а т я. Ну что? Что тебе еще?!

Ф р о с ь к а. Вы только не кричите на меня, пожалуйста. А то мать кричит, сестры кричат, даже по затылку бьют…

М а т я. Ну говори, слушаю.

Ф р о с ь к а. Я все понимаю, бабушка Матя: нету у вас никаких сынов. Савелий Дмитрич их просто-напросто выдумал, вообразил себе, нафантазировал.

М а т я (со вздохом). Правильно понимаешь.

Ф р о с ь к а. И рассуждаю так: нет так нет, ничего ведь не поделаешь.

М а т я. И рассуждаешь тоже правильно.

Ф р о с ь к а. Я только хочу спросить…

М а т я. Ну спрашивай.

Ф р о с ь к а. А самого младшего вашего… ну не вашего, а Савелия Дмитрича, нафантазированного… Сергеем зовут?

М а т я. Что-о?!

Ф р о с ь к а (не давая ей опомниться, скороговоркой). Сколько ему, лет сколько? Какой он из себя? Брюнет или блондин? Какие у него глаза? Мне же интересно! Ведь если бы все случилось так, как наша мать задумала, Мария бы вышла за Василия, Дарья за Григория, Ольга и Вера за двух Николаев, Нина за Дмитрия, Анна за Климентия, а я… а я…

М а т я (гневно). Уходи! Сейчас же уходи!

Ф р о с ь к а. Бабушка Матя! А я бы вышла за Сергея!

М а т я. Уходи, не то получишь и от меня по затылку!

Ф р о с ь к а. За что?! Не дай бог кому-нибудь такую сумасшедшую свекруху! (Уходит.)

Пауза.

Входит  О с о к и н а.

О с о к и н а (почти шепотом). Шабёрка…

М а т я. А тебе чего?!

О с о к и н а (оглядывается по сторонам и достает из-под передника миску, обернутую полотенцем). Держи…

М а т я. Что это?

О с о к и н а. Курочка сваренная. Деду твоему… выдумщику.

М а т я (машет на нее обеими руками). Не надо! Пожалуйста, не надо!

О с о к и н а. Держи, без разговоров. Держи и слушай, что я тебе скажу… Понимаю, очень даже понимаю: допек он тебя своими выдумками-попреками, до белого каления довел. Никуда это не годится с его стороны. Разве ж ты виноватая, что не смогла родить?! Только и ты, со своей стороны, его понять должна тоже: хотелось, видно, ему ребят, мальчишек, сынов! Им, мужикам, всем непременно сынов хочется! Мой, покойник, царство ему небесное, тоже мальчишку хотел. Потому у меня и семеро девчат, что уж больно он мальчишку хотел. Можно сказать, до самой смерти старался…

М а т я (прерывает ее). Ладно! Оставь свою курочку. В долгу не останусь, при случае отблагодарю.

О с о к и н а (с искренним возмущением). Что ты? Про какой долг говоришь?! Не беспокойся об этом и не думай даже… Только девчатам моим не говори. Ни про курочку, ни про что-либо другое. Серчают они на твоего деда-выдумщика, дюже серчают. Я уже отошла, а они серчают… (После некоторого колебания.) Слушай… Чтобы девчата мои не серчали… Может, все ж таки есть у вас кто-нибудь, а? Ну не сыны, так, может, племянники. Ну не родные, так, может, двоюродные или троюродные. Ну не все семеро, так, может, хоть пятеро… трое…

М а т я. Ты опять за свое?!

О с о к и н а (видя, что каши не сваришь). Ну пошла я, пошла: некогда мне тут с тобою тары-бары растабарывать!.. (Уходит.)

Кто-то внутри дома толкает одну из ставней. Матрена Андреевна оборачивается на звук, прислушивается. Забирает Алешу, уходит. Д е д, заметно сдавший, сразу состарившийся, с палкой в руках, выходит на крыльцо, с грустью оглядывает усадьбу, вздыхает.

Д е д.

Кто одинок, тот как пенек: ни толку в нем, ни смысла.

Он просто отбывает срок, он не живет, а киснет…

А кто большой семьей живет, тому вся жизнь — услада!..

(Всхлипывает и умолкает.)

Входит  А л е ш а.

А л е ш а. Дед, а дед…

Д е д. Алешка!..

А л е ш а. Ты уже поправился? К тебе можно?

Д е д. Можно, милый, иди сюда. (Опускается на ступеньки крыльца.) Садись, рассказывай. Все рассказывай…

А л е ш а (садится рядом с ним). А мы сегодня обратно переезжаем.

Д е д. Кто? Куда? Зачем?

А л е ш а. Мы все. На старое место.

Д е д. Что-о?! (Упрямо.) Никуда мы отсюда не поедем!

А л е ш а. А баба Матя сказала…

Д е д (бьет палкой о ступеньку крыльца). А я говорю: нет!

А л е ш а. Как же? А если сам председатель придет и скажет…

Д е д. Все равно не поедем! Наша это усадьба, Алешка,