– То есть, он обещал, прислать своего подчиненного, старшего лейтенанта, чтобы тот с Элькой поговорил.Вроде, меня успокоить. Говорит, ерунда все это. Не может быть, чтобы боевики у нас под носом свою базу имели.

– А, может, он это… того… прав?

– Хочешь сказать, Эльвире все это померещилась?

– Ну, он же знает, что дочка у тебя – ребенок домашний, вот и считает, что той с перепугу показалось. Или, что ее те двое братьев просто разыграли.

У Эльвиры, до того молча сидевшей в сторонке, перехватило дыхание. Долго над нею будут издеваться? И все из-за того, что она не погибла? Вот тогда бы ее никто не терзал, а прославлял как народную героиню типа Джульетты, которая умерла в мужем в один день. Только против нее ополчились не родственники мужа, а всего лишь своенравная горная речка.

Это же надо такое придумать – разыграли! И нож в груди Артура был розыгрышем? И его могила. Они ведь с братом Артура его закопали! А тот боевик, которого застрелил Евгений, тоже был розыгрышем? Между прочим, эти две могилы Эльвира вполне могла показать. Если кто-то интересуется! Уж, наверное, два трупа – слишком много для невинного розыгрыша.

– Что ж, придется, значит, мне самому ехать в этот лес и искать могилу сына, – сказал Виктор Алексеевич, нахмурившись.

В комнате повисло зловещее молчание.

Эльвира беззвучно плакала, украдкой вытирая слезы. Первым подал голос ее отец.

– Знаешь, Виктор, я все-таки думаю, надо подождать. Посмотрим, кого он пришлет, с Эльвирой беседовать, и что из этого получится. А на работе я договорился, дня три в счет отпуска возьму. Можешь мною располагать…

– И я, пожалуй, тоже возьму отпуск. С Верой пока что не все ясно, да и в лес я тоже поеду. Лучше, как говориться, один раз увидеть… Черт, как бедному Вадьке-то не повезло. И похоронить его по-человечески не можем… Паш, ты на мою жену не обижайся. После такого сообщения редко какая женщина на ногах устоит. А уж как Вера любила сына, не мне говорить. Я вон и то спать не могу, сердце болит – белый свет не мил, а она – слабая женщина. У нее и раньше-то с головой напряженка была, а теперь, думаю, окончательно крышу снесло…

– Да я понимаю, Витя, такое дело! Как можно обижаться. Мы, вроде, с Зоей ни в чем не виноваты, а тоже ходим, как два преступника, друг другу в глаза не смотрим… Но это уже случилось. Вроде, никто не виноват. По крайней мере, из тех, кто остался жив… Прости, что-то я не то говорю. В общем, у меня каких только мыслей не было. Думал, может частного детектива нанять?

– Чтобы он очистил лес от преступных элементов, а мы бы уже вошли в него как на прогулку? Нет, Паша, давай без самодеятельности. Подождем, что скажет посланец твоего приятеля, а потом уже будем решать. Вернее, я подожду. А Вадик, что, для него времени уже нет…

Он со свистом вдохнул воздух.

Павел Сергеевич, повинуясь чувству сострадания, приобнял Панасенко, и тут же, стесняясь своей слабости, похлопал его по плечу.

– Держись, Витя, такое горе, прими мои соболезнования. Я сделаю все, что смогу. А потом мы вместе с тобой поедем и найдем могилу Вадика. Твой сын был настоящим мужиком…

Так они вдвоем в обнимку и вышли из комнаты, не глядя на Эльвиру, словно она была манекеном, просто неодушевленным предметом.

Ей оставалось только взять себя в руки и не обращать внимания на окружающих. Она за собой никакой вины не знала. Разве что, как заметила Вера Дмитриевна, спала с парнями до свадьбы…

Это же надо такое сказать! Можно подумать, что другие девушки этого не делают.

Впрочем, она вспомнила, мама рассказывала ей, как в ее время, четверть века назад, отношения между парнями и девушками были совсем другими. То есть, до свадьбы далеко не каждая девушка соглашалась на интимные отношения с будущим мужем.

– А почему, – удивлялась Эльвира, – что в этом такого?

– Психология у нас была другая, другое воспитание. Мы не знали, например, что такое – порнография. То есть, в теории, может, себе и представляли, а вот чтобы видеть…

– Да, ты говорила, тогда и видиков не было?

– По крайней мере, если у кого и были, то у единиц. Тех, у кого родственники были моряками или имели доступ в «Березки». Были такие валютные магазины… А главное, конечно, забеременеть боялись.

– Вы не пользовались контрацептивами, или их у вас тоже не было, как колбасы и сыра?

Зоя Владимировна, не выдержав, рассмеялась.

– Просто мы не говорили об этом так свободно. Особенно незамужние девушки. А контрацептивы – хорошие, я имею в виду – мы как и все остальное доставали из-под полы или заказывали тем, кто ездил за границу

Эльвира, между прочим, забыла рассказать об этом их разговоре с мамой своей подруге Наташке. Той, что была на ее свадьбе подружкой невесты.

Наташка, между прочим, классная девчонка. Разве что, немного завистлива… Но Эльвиру она никогда не предавала. По крайней мере, хотелось так думать. С другой стороны, если рассудить, что это за подруга, которая тебе кличку придумывает. Глянцевая бэби!

Надо будет Наташке позвонить… После похорон, когда пройдет время. Можно, конечно, не говорить Наташке, как обозвала ее свекровь, но по какой причине торопилась со свадьбой, можно рассказать.

Иными словами, отношения между парнями и девушками двадцать пять лет назад, были такими дремучими, что не позавидуешь. Теперь Эльвира поняла, почему Вера Дмитриевна стала торопить ее и Вадика с женитьбой, и почему обозвала проституткой. Не стоило на нее за это обижаться.

Знакомый отца прислал «своего» человека уже на следующий день, так что Эльвира не успела, как о том мечтала, отдохнуть ни о чем не думая, понежиться в кровати с хорошей книжкой, и вообще забыть словно дурной сон то, что с нею произошло. Хотя бы на один день.

Старший лейтенант Звонарев Георгий Николаевич оказался совсем не тем человеком, в предвкушении встречи с которымЭльвира мысленно набросала себе его портрет.

Ожидалось прибытие улыбчивого молодого мужчины с мягким интеллигентным лицом и подтянутой фигурой, но при этом не явно спортивной, а выдававшей соответствующую подготовку, только если к ней приглядеться. Например, в тот момент, когда он чуть наклоняет голову, чтобы поцеловать тебе руку – тогда вырисовываются мышцы спины – или садится в кресло напротив: тогда видно, как накачан у него пресс.

В качестве приложения ему полагались каменные скулы агента 007. Сосредоточенность и недоверие во взгляде. И как последний штрих – плечевая кобура.

Когда отец ввел молодого мужчину – который, кстати, выглядел всего лет на двадцать пять, не старше – в комнату к Эльвире, она даже не сразу сообразила, что он – тот самый старлей, которого обещал прислать папин знакомый полковник. Так он не соответствовал нарисованному облику.

– Я вас оставлю, – пробормотал Павел Сергеевич, – мою службусегодня заслушивает губернатор, нужно подготовиться. Одной рукой мне дали дни в счет отпуска, а другой – тут же их отобрали, не до того.