придумать, — сказала она... — Вот жизнь собачья! Хоть бы этот проклятый ребенок уж поскорее родился! Да куда там! Я так больше не могу.

Она казалась очень юной, лет четырнадцати, хотя ее исхудалое измученное лицо было желтоватым, с горькими складками у рта. В ее впалых, с лихорадочным блеском глазах, несмотря на страдальческое выражение, было что-то детское. Как и все жильцы подвала, укрыта она была лохмотьями.

— Не волнуйся, вот родится ребенок, тебе сразу станет лучше… — улыбнулся Тимка.

— Знавала я одну, так она богу душу отдала, — сказала Зина, тяжело вздохнув и посмотрев на нас в поисках участия.

— Может, ты его не хочешь, — сказал Тимка, желая ее подбодрить.

— Больше я на такое не пойду, — сказала Зина. — С меня хватит! — И она слабо улыбнулась.

— Не жаль тебе будет оставлять малыша?

— Почему я должна жалеть этого чертова ребенка? — мрачно сказала Зина, как будто разговаривала сама с собой. — Мало я за него страдала? Отдам в приют, пусть там о нем заботятся! Там ему будет лучше.

Вдруг лицо ее исказила гримаса боли. Она стиснула зубы, запрокинула голову, подтянула живот руками и замерла.

— Так лучше. Прилягу, иначе опять начнется, — пробормотала она.

Утром нас разбудили стоны Зины. Она лежала, свернувшись калачиком на груде грязной соломы, обхватив руками живот, и стонала. Лицо у нее заострилось, а широко распахнутые глаза смотрели неподвижно с выражением боли и ужаса.

— Тебе плохо? — Тимка наклонился к ней.

— Я думаю, началось... Я не знаю, — стонала Зина.

— Слушай, Зина, — сказал Тимка. — Может, надо пойти в больницу, пока не поздно?

Зина молча покачала головой.

— Послушай, тебе надо в больницу. Я тебя отведу.

Она резко привстала с груды соломы.

— Я не хочу туда. Хочешь избавиться от меня, гаденыш? — закричала она пронзительно. — Я никуда не пойду. Лучше умереть здесь. Эти мерзавцы убьют меня! — И она снова упала на солому, сотрясаемая рыданиями8.

Тимка и Коля оставляют Зину одну: что с ней случилось дальше, родился ли ребенок здоровым или умер, неизвестно. Приехав в город, Коля садится на поезд, идущий в Ростов-на-Дону: больше он своих товарищей не увидит.

Проблема ранней половой жизни с самого начала была одной из основных в борьбе с беспризорностью. На Первом Всероссийском съезде «Детская дефективность, преступность и беспризорность», проходившем в Москве с 24 июня по 2 июля 1920 года, эта тема была в центре многочисленных выступлений. Участниками съезда стали около шестисот врачей, педагогов и психологов, а также представителей государственных учреждений. Съезд открыла представитель Отдела охраны детства Народного комиссариата просвещения А. И. Елизарова (Ульянова), следом за ней выступил А. В. Луначарский, речи также произнесли писатель Максим Горький, невропатолог и дефектолог Г. И. Россолимо. Академик Владимир Бехтерев и доктор Пунина выступили с докладом на тему «Вопросы пола среди беспризорного детства. Детская проституция и борьба с нею»9. В докладе приводятся результаты исследования, проведенного в Петрограде в 1919–1920 годах в приемнике-распределителе для девочек. Было обследовано 1000 девочек и девушек в возрасте от восьми до семнадцати лет, задержанных за воровство, спекуляцию, мошенничество и беспризорность. Анализ, проведенный доктором Пуниной, основывался на исследовании степени разрыва гимена (девственной плевы) и наличии венерических заболеваний. Полная или частичная дефлорация была обнаружена в 542 случаях, главным образом (441 случай) у девочек в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет, также 57 девочек в возрасте от десяти до тринадцати лет, у которых девственная плева была повреждена. Отмечено 60 случаев сифилиса и гонореи10.

Девушка в группе беспризорников чувствовала себя безопаснее, если ее брал под защиту старший товарищ, хотя это налагало на нее определенные обязанности: она становилась его личной «шмарой» («шлюхой» на блатном жаргоне), но могла оказывать услуги и кому угодно, за плату.

О приобщении к улице рассказывает и Фердинанд Оссендовский в вышедшем в 1930 году на польском языке романе «Ленин», весьма неоднозначной книге, беллетризованной биографии вождя революции, содержащей яркие примеры авторского произвола. История Любки отражает судьбу многих молодых девушек в те времена. Ее выгнали из детского дома, потому что она тайно ходила в церковь, что противоречило «принципам комсомольцев». На нее донес ее «товарищ» Колька, потому что посещавшая церковь Любка не поддавалась на его недвусмысленные уговоры. Так девушка оказалась на Дмитровке, где ей встретилась группа беспризорных, недавно приехавших в Москву, и один из них делает ей предложение.

— Буду о тебе заботиться! — произнес черный, как цыган, подросток, щипая Любку за бедро.

— Хорошо! — ответила она, кривясь от боли. — Покажу вам Москву.

Жизнь ее научила, что без опеки нельзя прожить даже одного дня. И что покровительство нужно покупать.

— Будем жить с тобой, — добавил подросток. — Зовут меня Семен, называй меня Сенькой… Но помни, если мне изменишь, забью! […]

— Слушай, Любка! — шепнул черный подросток. — Видишь этого старого потаскуна? Уже два раза на тебя оглядывался… О! Еще… видишь? Глаз прищурил. Ну, пройдись около него. Может, заработаешь…

Девчонка энергичным шагом догнала старого человека с красным лицом и оглянулась на него заговорщически.

Она скрылась в воротах. Он пошел за ней. Вскоре они пошли вместе. Любка крикнула:

— Сенька, где тебя ждать?

— На Красной площади! — откликнулся он и махнул рукой11.

Даже в официальной прессе начала 1920-х годов часто говорилось о таком явлении, как детская проституция. И это не придуманные врагами советской власти истории. Позже, в 1930-е годы, говорить о подобном явлении, дискредитирующем советский строй, будет уже опасно.

В одной из статей, опубликованной в журнале «Друг детей» в 1927 году, описывались истории двадцати трех девочек-беспризорных в возрасте от десяти до семнадцати лет, проживавших в одной из коммун Одессы, являющиеся свидетельством того, что проституция была широко распространена. Вот яркий пример:

Случай 23. 16 лет. С 1921 года на улице и все шесть лет не покидала ее. Ночевала на улице и зиму и лето. Жила все эти годы в земляной пещере на Жеваховой горе (окрестности Одессы). Жила там с тремя девочками и двумя мальчиками. Согревались зимой в пещере тем, что зажигали керосиновый фонарь, добытый ими путем кражи у железнодорожника. Пол пещеры выстилали соломой, сами покрывались рядном. Ночью, чтобы не так было холодно, лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу. Мальчики с утра уходили в город, воровали там и вечером возвращались домой с пищей для девочек. Ели все эти годы в подавляющем большинстве случаев только один раз в день, вечером. Были и неудачные дни,