– Есть предложения?

– Нет. Только надежда. Наткнутся на сопротивление и обойдут город к какой-то матери. На кой он им сдался? Да и вообще, чего они добиваются? У них самих сейчас бардак. Потому они тоже не понимают: что здесь делают. Как и мы, грешные…

– Если обойдут, тоже плохо, – устало вздохнул майор. – В полях оборона сметается подчистую. Сам же видел. Зато пока они прут вперед, мы их с тыла обкусываем. Нам каждый выигранный час дорог. Все равно захлебнутся, не выдержат.

– Мне-то это не объясняй. Ладно, майор, будем держаться. Все равно иных вариантов нет. Будем надеяться! Противник тоже не железный. И жизнь ему дорога побольше нашего. А прочее – как карта ляжет…

Они помолчали. Оба прекрасно понимали, что день грядущий готовит, и не заблуждались на этот счет. Сталинградом городок явно не станет.

– Что хоть за пополнение? – Голова Александра начала болеть. Надо бы поспать хоть немного, иначе завтра воин из него будет никакой, но ведь и дела прежде утрясти требуется. Ладно, местность можно обозреть с утра, но прочее…

Все возраст…

– Какие-то националы. Коммунисты, монархисты, может, вообще фашисты. Я не вникал. Но в отличие от наших призывников, люди подготовленные. Не знаю, кто их гонял, но бойцы хоть куда. Кстати, они и будут гранатометчиками. Каждый второй с РПГ. А наша задача будет их прикрывать.

– Дело, – кивнул Александр. – Только надо еще наметить позиции и пути между ними. Станем на одном месте – сметут. Единственный шанс – выстрелил, ушел. И так пока танки не кончатся.

– Или бойцы, – в тон Карпову дополнил Фролов.

– Может быть и так.

– Ладно. Иди спать, капитан. На тебе лица нет.

– А кому оно надо, мое лицо? Может, я завтра своим видом штатовских вояк пугать буду, – слабо улыбнулся Александр. Но добавил со вздохом: – Пожалуй, действительно необходимо. Буду в решающий момент носом клевать не тех, кого надо. Признаться, немного устал. Старею я, майор. В молодости столько по горам лазил, а был бодр. Или мне это кажется?

– Может, примем по капельке? – предложил Матвеев. – И за знакомство, и чтобы завтра одержать победу.

Он залез в вещмешок и извлек оттуда литровую бутылку.

– Ничего себе по маленькой! – невольно хмыкнул Николай. – Не много ли будет?

– Так не обязательно же всю выпивать. Вы не думайте, нормальная водка. Здесь неподалеку ларек разбитый стоит, вот и прихватил потихоньку. Думаю, никто не в обиде.

– Мародерствуешь, боец? – без тени осуждения спросил Комаров.

Им досталась комната на троих. Или они выбрали таковую сами.

– Разве? Кто-нибудь другой бы подобрал. Зачем добру пропадать?

– Вообще-то, перед боем пить вредно для здоровья, – вздохнул что-то припомнивший снайпер. – С другой стороны, приключений на свою задницу мы еще найдем, а вот удастся ли выпить? Но – понемногу. Сто грамм на рыло, и спать. День будет трудный…

– Что мы, не понимаем? – вздохнул Жора.

В отличие от двух других мужчин, он явно испытывал легкое похмелье. Но ему и не пришлось выдерживать бой, а потом долго блуждать в поисках своих. Разгром остановившейся чужой колонны в расчет можно не брать. Безнаказанный расстрел наливников и грузовиков с боеприпасами – это не бой с бронетехникой или надвигающейся вражеской пехотой.

– Грамм по двадцать, – предупредил Комаров, пока доброволец тащил оставшиеся в доме рюмки. Ладно хоть, не стаканы. Может, последние тоже имелись, но их еще требовалось найти, а рюмки стояли на виду.

Сам он тем временем деловито открыл банку тушенки и выложил галеты.

В комнате было темно, за окном тоже, но велика ли беда для трех опытных мужиков? В темноте даже как-то романтичнее, если вообще можно говорить о романтике в подобных обстоятельствах.

– Ну, за знакомство, что ли? – Матвеев повертел рюмку в руках.

– За знакомство. – Это было первое спиртное за все дни с момента принудительного призыва.

– Слушайте, а «абрамсы» жечь легко? – спросил вдруг Георгий.

– Это не ко мне, а десантуре. Моя работа – людишек отстреливать.

– «Абрамс» капитан сжег, а я «брэдлями» занимался, – щегольнул склонением Коля. – Тут главное – быстренько прицелиться и сразу убраться. Они же по выстрелу мгновенно засекут. Но целиться тщательней, гранат не так много, да и с каждым выстрелом работать все сложнее. Палят во все стороны так, что головы не поднять. Патроны девать некуда, да и жизнь дорога. Поневоле стараться будешь. Кто кого… Но горят. За милую душу горят.

– Тогда – за завтрашнюю победу! – Матвеев вновь разлил едва не на ощупь.

В темноте было не видно его лица. Даже не понять, раскаивается мужчина с обычной фамилией в содеянном или же нет. Прочим деваться было некуда, а он же вызвался сам, хотя мог спокойно помахать вслед уходящим боевым машинам. Как это сделало большинство его односельчан.

Хотя, сколько там было мужиков призывного возраста? Раз-два, и обчелся. От силы десяток, даже, кажется, меньше. Как бы не полудюжины. Все больше бабы да старики. Кто-то из мужиков повез раненых, кто-то стыдливо отвел в нужный момент глаза, кто-то вообще слинял потихоньку подальше. Трудно осуждать их за это.

Интересно, если бы кто-нибудь из офицеров призвал всех в приказном порядке? Наверняка бы пошли. Не офисный планктон, наверняка едва не все успели отслужить в рядах. Благо, лучшие солдаты всегда были родом из деревень. Самые же лучшие – из Сибири.

На этот раз рюмки оказались полны до краев, но раз налито, куда деваться? Да и за победу грех не выпить. Вот верится ли в нее?

За окном было тихо. Никто нигде не стрелял, словно не было сегодняшнего бесконечного боя. Можно представить, будто случилась какая-то авария, оставившая небольшой город без света, а так… Даже вода почему-то идет помаленьку. Ну, решили немного посидеть с друзьями, не мужчины разве?

Только оружие и форма напоминали об изменившихся временах. Да еще…

Комаров сам разлил по третьей и встал. Десантник понял, последовал его примеру. Матвеев покосился на новых знакомых и лишь потом осознал, присоединился.

– Не чокаясь, – предупредил Комар.

Ему-то доводилось поднимать Третий. С далекой Чечни.

– Все. А теперь – отбой. Подъем будет ранним, а день – трудным.

Про себя же невольно подумал: может, Третий тост в следующий раз кто-то поднимет и за них. Не хотелось бы, но кто знает собственную судьбу?

Александр поднялся тяжело, словно и не спал вовсе или же только прилег, и сразу пришлось вставать. Он уже давно не любил ранних подъемов, хотя порою был вынужден вставать ни свет ни заря, а тут еще накопившаяся усталость, снять которую невозможно несколькими часами сна.