– Ты в курсе, что на тебе одна смерть?

– Откуда?! Я никого не...

– Не убийство, а именно смерть. Не от твоей руки, но по твоей вине, понимаешь?

– Нет. Хоть намекни. Кто? Когда?

Мелкий опять залистал блокнот:

– А, пардон, это не твое.

– Ну вот, а ты...

– Это матери. И на твоей странице, так что расплачиваться все равно тебе.

– Не понял?

– По ее вине кое-кто умер. И поплатиться за это должен ты. Потому и уходишь так рано...

– Как это – я? Как это «по ее вине?!» Ты что, вообще, городишь?!

– Покачай мне еще права! – встрял Гамигин. Маленький сохранял беспристрастное выражение физиономии исполнительного секретаря:

– Не бузи, парень, так бывает. Она нечаянно. Не подумала, наломала дров, а человек из-за нее... В общем, расплатиться должны ее дети.

– Почему?

– Так бывает. Мы часто платим за грехи родителей, а то и бабушек. Что такого-то?

– Ничего. Делать-то что?

– Чтобы спасти душу, ты пройдешь три испытания, – объявил Гамигин.

– Вернешься в те дни, когда это произошло, и кое-что исправишь, – добавил мелкий.

– В те дни? Когда мать накосячила, что ли?

– Да, если тебе так понятнее.

– А почему три? Чувак вроде один умер?

– Чувак, как ты говоришь, умер один, а подвели его к этому три поступка.

– Три греха, – уточнил мелкий.

– Да. Приходи, когда будешь готов.

– Я готов!

– Не-ет. Ты слишком спонтанно решил: «Готов» – и все. Приходи, когда действительно будешь готов. Мы ждем тебя на крыше.

Гамигин пропал, как изображение на мониторе. «Щелк» – и нету. Куда там девался мелкий, Никита уже не видел.

Он стоял около пустой лавочки, смотрел на дом, подъезд, крышу и маленькие фигурки Дэна и Лехи. Фигурки тоже заметили его и бешено замахали руками, мол, «Иди к нам!». Что за черт! Минуту назад двое из Кащенко внушали Никите, что он умер! А теперь друзья его видят и машут, зовут к себе... Никита ворвался в подъезд, пешком взлетел на десятый этаж и чердак, просочился в окошко.

– Вот ты где! – радостный Дэн сидел верхом на перилах и махал рукой у Никиты перед лицом. – Мы уж думали, что тебя замели, а ты – вон, во дворе гуляешь!

«А я уж думал, что умер, а вы мне тут машете». – Но вслух этого Никита не сказал. Еще он заметил, что мир снова стал цветным.

– Я убегал. – Прозвучало, как будто он опять оправдывается перед демоном.

– Видел я, как ты убегал! – смеялся Леха. – Сидел тут, ногой дергал. Как они тебя не сцапали?

Никита пожал плечами, у него были вопросы поважнее. То, что друзья не видели, как он свалился с крыши, – хорошо, никто бы не пожелал им таких зрелищ, да еще перед каникулами. Но то, что они видят его сейчас... Как, интересно? Если он умер, тело должно валяться где-то внизу и уже собрать толпу зевак и кортеж машин, всяких милиций, «Скорых помощей»... Душа может бродить хоть бы и по крыше, но почему ребята видят ее, а не тело внизу?

Никита съехал на край крыши, уперся пузом в перила и глянул вниз.

– Ага, десятый этаж, – заметил Дэн. – Если бы эти ненароком тебя спихнули, костей было бы не собрать!

«Так они меня не спихнули? И сам я не падал?» – вслух Никита ничего не спросил, потому что и так видел: нет никакого тела внизу. Нету. Выходит, не падал? Потерял сознание, и эти два придурка ему привиделись? Вот игры воображения-то, а!

Он захихикал, вспоминая демонов, их болтовню: «Умер-то умер, а жить надо». От радости, что жив, он сгреб макушку Лехи, сидящего рядом, и начал тискать, приговаривая: «Видал, как мы их!» – то ли про милицию, то ли про возмущенных жителей новостройки. Леха отбрыкивался и тоже хихикал.

Горячая крыша обжигала даже сквозь джинсы. Никита думал: «Жив! Точно жив!» – и с двойным усердием натирал Лехину макушку.

На спортплощадку около школы высыпали первоклашки – перемена.

– Пойдемте уже! – позвал Никита. – Русичка не Михалыч: если прогуляем, отыграется на экзамене.

Он лукавил: молодая демократичная русичка сама ждала каникул как манны небесной и не стала бы мстить школьникам за прогул. Просто ему впервые за много лет захотелось в школу.

– Ну ты даешь! – Васька хихикал и потирал руки. – «Повелитель, он не виноват!» Где ты этого нахватался?

– Кино смотрел. А ты, кстати, мог бы и поаккуратнее изобразить Гамигина. Если бы он видел...

– Тщ-щ! Не ори. – Васька даже оглянулся: демон-то демон, а начальства побаивается, как все. – Показал, как сумел, думаешь, смертные так много в этом понимают?

Ярик только махнул рукой. Конечно, Васька прав, и парень поверил, что за его душонкой приходил сам Гамигин. Откуда ему знать, парню-то? Ярика больше волновало, что дальше? Чулок с парня уже сняли, значит, мир он видит цветным, и боль чувствует, и друзья его видят... И какой дурак после этого поверит, что умер, и побежит на крышу душу спасать?

Васька этот чулок вертел в руках и примерял то на руку, то на голову. Его идея с чулком, Васькина. Все-таки в бытовых спецэффектах он сечет. Чулок, конечно, не снимает чувствительность к боли и видимость, но спорим, когда парень видел вокруг серый мир, он уже ни о чем другом не думал? Да и не было там никакой боли, с крыши-то он не упал. Случайная ссадина или комар могли продемонстрировать ему кровь и боль – признаки жизни, но парню было просто не до них. Вот и получается, что субъективное ощущение жизни или смерти может зависеть от чулка...

– Боюсь, мы его потеряем, – засомневался Ярик. – При друзьях-то чулок на голову не наденешь.

– Да ты брось! – Васька захихикал и опять примерил чулок на голову. – Через час, максимум – вечером прибежит как миленький, я устрою!

«А ведь мы спорили, – думал Ярик, – а теперь он мне помогает...»

– Не волнуйся, лишнего не помогу. – Васька будто прочел его мысли. – Надо же парня хоть на дорожку вывести! А то что за спор, если он даже к испытаниям не подойдет!

– Спасибо. – Васька был прав. Заставить парня просто начать испытания – уже полдела. – Дальше я сам ему помогу.

– Твое право. Я смогу посадить в лужу вас обоих! – Он захихикал, натянул чулок по пояс и мячиком покатился с крыши вниз.

«А кто-то обещал не мешать», – подумал Ярик без всякой досады. Спор на то и спор, что каждый, как может, старается выиграть. Он оттолкнулся и покатился с крыши вслед за Васькой.

* * *

Русичка бубнила что-то об экзаменах, писала упражнения на доске, но никто ее особо не слушал. Полкласса вообще не пришло, то ли продолжали по инерции просыпать физру, то ли решили, что к экзамену консультация еще будет, а раз так, то и нечего делать в школе в последний день. В классе были только Никита с Лехой и Дэном и девчонки, и то не все. Дэн рисовал в тетради рожицы, Леха тоже рисовал рожицы в тетради Дэна, а Никита смотрел в окно и радовался, что жив.