На скамейках вокруг клумбы сидели ребята, взрослые, пенсионеры. Ярик потянул Никиту к одной компании:

– Во-он туда нам надо. Не бойся, они тебя не видят.

На лавочке с ногами расселись две девчонки и двое парней. Старше Никиты, класса, может, из одиннадцатого. Ярик вел Никиту за штанину, тот спотыкался и рассматривал. Это что, одна из них – мать?

Компания выглядела странно. Нет, парни еще ничего: дутые куртки, такие же, как у Никиты, а в остальном вроде люди как люди. У одного синяк на лице – свеженький. А вот девчонки... Прически были такие, как будто они нырнули в ведро с клеем, да так и не смогли расчесаться. Лица... в полумраке Никита видел, что глаза у обеих подведены черным карандашом, линия толщиной примерно в палец, и еще накрашены блестками таких размеров, как будто их сковырнули с джинсов или с сумки и прилепили к лицу (ну, видимо, когда ныряли в клей). Если не считать мелких деталей, цвета штанов, например, между собой девчонки были похожи, почти одинаковые.

– Ужас! Это и есть испытание: увидеть мать в юности и не испугаться? И которая из них она? Может, этот парень с фингалом? Давай, демон, открывай правду, я ко всему готов!

– Не умничай, – не удивился Ярик. – Если бы она нынешняя тебя сейчас увидела, тоже бы не обрадовалась, поверь. Сядь и слушай, все узнаешь.

Они уселись на ту же лавочку, прямо в ногах у девчонок. Никита вглядывался в лица и все равно не мог узнать...

– Где Славик-то? – спросил один из парней, тот, что с синяком. Теперь-то небось взрослый, родителям ровесник, смотрит шоу по телику, ворчит сыну: «Не дерись». А в юности-то было все как у людей.

– Зазнался твой Славик! – ответила одна из девчонок, и Никита узнал мать. Ну да, по голосу. Мать – в черных штанах, эта, вторая – в джинсах. Теперь понятно. – Он крутой стал, в комке работает у метро. Мы с Ленкой просили нас устроить, а он: «Место только одно, меня самого еле взяли...» А хозяйка комка – тетка Славкина, сама в соседнем же комке и работает. И я слышала, у нее еще два, так что...

– Послал, в общем, вас, – довольно отметил тот, что с синяком.

– Угу, – поддакнула Ленка.

– Так вам и надо, – включился второй парень, без синяка. – Вы же считать не умеете! Подставите хозяйку и себя заодно...

– Ой, а сам-то! – вспыхнула Ленка.

– Дело не в этом, Леш, – перебила мать. – Он зазнался, понимаешь? Здороваться совсем не перестал, но делает это, если только столкнешься с ним нос к носу, тогда и скажет свое «привет». А на улице за пять метров уже не замечает.

– И не проставился, – добавил тот, что с синяком. – Я-то думал, он только с нами такой.

– Ха! – припечатала Ленка, и все сразу все поняли. Замолчали так, многозначительно и странно. Леха закурил, и все сразу зачиркали зажигалками, как будто ждали команды. Никита впервые видел мать с сигаретой, но с такой прической и в такой компании он ее тоже видел впервые, так что и удивляться не стал. Почти.

– Это какой год-то? – шепнул он Ярику.

– Девяносто какой-то. Чтобы я их еще по единицам считал! Как впечатления? Тебе все еще хочется слушаться маму, делать уроки и заниматься спортом?

Демон попал в самую точку, за что и получил затрещину. Не обиделся:

– Погоди, то ли еще будет!

– А ты не запугивай! – Витающая в воздухе злость опять зацепила Никиту и вся обратилась на демона: – Мать небось тоже не рада была бы, если б посидела с нами вечерок на крыше. Много нового про меня узнала бы... Кстати, что такое «комок»?

– Увидишь, – пообещал Ярик. – Эй, осторожно! – Он стянул Никиту с лавочки и вовремя. Компания шумно спрыгивала со спинки под Лехино бормотание:

– Пойдемте, навестим его, что ли...

– Ага. Скажем: «Здрасьте!», – поддакнула Ленка. Тон у нее был боевой.

Ребята быстро пошли в сторону метро, Никита с Яриком – за ними.

– Они его бить будут? – волновался Никита. – И случайно убьют, да? «Не от руки ее, но по ее вине»?!

– Да погоди ты панику разводить! – Ярик раздраженно семенил за ним. – Все будет нормально, мы всех спасем. Может быть.

Ребята вышли на пятачок у метро, и Никита в очередной раз удивился, как тут все... По-другому! Вместо привычного торгового центра пятачок пестрил маленькими палатками, не в ряды, как на рынках, а разбросанными тут и там. Как будто центр взорвали, и он рассыпался на кубики. Из палаток гремела музыка, причем из каждой – своя. Слушать эту какофонию было невыносимо, а люди – ничего, сновали туда-сюда, даже не боялись подходить к палаткам и покупать там всякую дребедень.

Компания подошла к одной и постучалась в окошко.

– Это и есть комок, – церемонно представил демон, указывая на окно палатки, но Никита его уже не слушал:

– Ярик! У них там шоколадка по пятьсот рублей!

– Вот видишь, как важно хорошо кушать и не огорчать маму. Видишь, какое у нее было тяжелое детство?

Если это была шутка, то Никита не понял. Спектакль «Разборки у комка» разворачивался прямо у него на глазах.

Леха постучал в окно, и ему открыли. В палатке, то есть в комке, сидел парень, на вид не старше Никиты, но если он из компании матери, то, значит, уже одиннадцатиклассник, просто выглядит так. Взлохмаченые волосы, очки, в общем: «Дай мне пинка» на лбу написано.

– Здравствуй, Славик, – неестественно вежливо сказал Леха. Не успел он услышать ответ, как Никитина мать его оттеснила и сама встала у окна:

– Ты что-то зазнался, друзей забыл...

– Работы много, – пробубнил Славик. – Сама видишь, зашиваюсь. – Он кивнул матери за спину, как продавцы обычно кивают на очередь, но никакой очереди там не было.

– А мы все бездельничаем, – вела светскую беседу мать, старательно не выдавая себя взглядами в сторону.

А там было на что посмотреть. Парень с синяком отстал еще на подходе к метро и вернулся так же неожиданно, таща в руках странно знакомую железку. Домкрат!

– Ты чего хотела-то? В долг не дам.

Мать скривилась, типа: «Нужен мне твой вдолг», – и завела:

– Ну пристрой нас к себе на работу, что тебе стоит! – А парни и Ленка в это время прилаживали домкрат к палатке.

– Сама знаешь, не могу. У тебя все?

Славик отвечал тихо, да и стоял Никита не так близко. Странная злость охватила его и обернулась против очкарика. Вот барыга, шоколадом торгует с десятикратной наценкой, сейчас ребята его...

Домкрат поддавался. Палатку приподняло пока не сильно, этот внутри даже ничего не замечал. Мать видела краем глаза и хихикала в кулак, а Леха остановил прохожего:

– Мужик, помоги!

Кстати, прохожие реагировали на сцену у палатки удивительно спокойно: никто не паниковал, не звал милицию, даже особо не глазел, а так: глянут мельком и пойдут себе. Максимум, пожав плечами. Как будто так и надо. И это «так и надо», кажется, передалось Никите. Он как будто забыл, зачем он здесь, о грехах, испытаниях и демонах. Он впервые в жизни, а не в кино, видел, как трое поднимают палатку на руках и...