Так, король такими делами, из-за которых королевской власти обычно докучают, как-то защитой церквей, вдов, сирот, в тот день приготовил себе путь к должному управлению.

Обо всех поездках короля и о том, в каких местах главные праздники, рождество Господне и Пасху, ежегодно он праздновал, полагаю, нет чрезмерной необходимости рассказывать подробно, исключая то, о чем следует сказать, если где-либо было, если что-нибудь выдающееся и славное произошло; если же все рассмотреть я бы захотел, у меня прежде не хватило бы сил, чем материала. К деяниям того славнейшего [короля], как можно быстрее перехожу, в которых обнаруживается столько славы, что [если] о меньших [деяниях] умолчать, никому не станет неприятно.

Собрав королевскую свиту, король Конрад прежде прибыл через область рипуариев[365] в место, которое именуется Ахенским дворцом, где находился и официальный королевский трон древних королей, и специально установленный Карлом [Великим] престол всего королевства[366]. Сев здесь, превосходнейший порядок в деле государства он установил, и там же, устроив народное собрание и всеобщий совет, божественные и человеческие права с пользой распределил.

Слух о его силе проистекал из добродетелей; день ото дня, благодаря уверенности в поддержании мира, уважению за добрую волю, за строгое королевское суждение он почитался всеми. Хотя он букв не знал, все же всякого клирика с любовью и вежливостью открыто [принимал], тогда как тайно подобающим порядком благоразумно наставлял. Души же воинов привлек главным образом тем, что древние пожалования предков ни у кого из потомков отбирать не стал. Кроме того, они полагали, что в частых подношениях, которыми их силу к решительности он побудил, подобного ему во всем мире не было возможности найти.

Он был настолько щедрым, настолько любезным, настолько твердым духом, насколько неустрашимым, мягким ко всем добрым, суровым к злым, благосклонным к согражданам, жестоким к врагам, неутомимо деятельным в делах, что есть даже подозрение к тому, о чем рассказывают. Чем более неутомимым был, тем больше пользы королевству приносил, в краткое время столь преуспев, что никто не усомнился бы в том, что со времени Карла Великого не жил кто-нибудь достойный королевского трона. Отчего появилась пословица: «Седло Конрада имеет стремена Карла». Из этой пословицы один из наших в книге, которую назвал «Галлинариум»[367], в четвертой сатире сделал такой стих: «Конрад восседает в стременах короля Карла». С такими свидетельствами имя или слава короля иноземные провинции пересекла, морские волны переплыла; всюду общеизвестной его добродетель стала, которая с неисчерпаемой силой всегда проистекала.

Возвращаясь, король от рипуариев к саксонцам прибыл; там очень жестокий закон саксонцев, установленный согласно их воле, властью подтвердил. Потом от варваров, которые граничат с саксонцами[368], потребовав дань, весь долг казны получил. Оттуда, пройдя Баварию и восточную Франкию, прибыл в Швабию, по пути земли миром укреплял и самой прочной королевской защитой окружал.

В первый год своего правления ко роль Конрад день святой Пятидесятницы [91] отмечал в городе Констанце. Туда архиепископ Миланский Гериберт[369] вместе с остальными знатными людьми Итальянского королевства[370] навстречу королю поспешил и сделался его [вассалом], и дал ему клятву верности на святых дарах, и заложника в залог того, что когда [Конрад] пойдет с войском для покорения Италии, он сам его примет и вместе со всеми своими [людьми] государем и королем публично провозгласит, и тотчас коронует. Этому примеру остальные лангобарды последовали, за исключением тицинцев, что другим именем называются павийцами, от которых прибыли послы с дарами и дружбой, стремившиеся к тому, чтобы короля за оскорбление, нанесенное ему жителями города, они умилостивили, однако добиться этой милости от короля, согласно своему стремлению, никоим образом не смогли. О том, в каком именно деле они возбудили недовольство, вкратце скажем.

В городе Павии был дворец, некогда восхитительно сооруженный королем Теодорихом[371], а позже без меры украшенный императором Оттоном III[372]. Узнав о смерти императора Генриха, предшественника короля Конрада, согласно человеческому обыкновению в новых делах неумеренно себя держать, павийцы в тот же час, не подумав, напали на беззащитный дворец. Решившись на беззакония, они уничтожили стены короля, и весь дворец до последнего камня основания разрушили, чтобы никто из королей в будущем среди этого города не решился дворец заложить. Из-за этой дерзости долго была большая распря между королем и павийцами.

«Сказали павийцы: «Кого мы оскорбили? Императору нашему верой и честью вплоть до конца жизни его служили; после его смерти у нас не было никакого короля, не справедливо было бы обвинять нас в том, что мы разрушили королевский дворец». И возразил король: «Знаю, – сказал, – что дворец вашего короля не вы разрушали, так как в то время никого [в качестве короля] не имели; но, не стоит отрицать, что королевский дворец разрушен. Если король умирает, королевство остается, как остается корабль, кормчий которого гибнет. Это же было не частное, а государственное здание; права собственности были чужими, не принадлежавшими вам. Те, кто на чужую собственность нападают, королем наказаны бывают. Следовательно, раз вы напали на чужую собственность, тогда отвечайте перед королем». Подобного рода много слов бурно высказывалось послам, которые удалились, оставив бесплодные попытки примирения. Прочие же итальянцы, почтенные от короля щедрыми дарами, были отпущены с миром. Король же, хорошо устроив швабскую область, направился в замок Цюрих и там некоторых итальянцев, которые в Констанц не прибыли, принял под свою власть. Отсюда через несколько дней он отправился к городу Базелю.