Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неприятности? Очень жаль…
– Ох, и мне тоже. У нас выдались такие милые, семейные посиделки, но я…
Я поперхнулась куском яблока и закашлялась. Меня только сегодня перестало знобить и бросать в пот, а мама дала моему заболеванию определение «милых семейных посиделок»! Ее никогда нельзя было назвать самой прилежной и внимательной матерью.
– Я стучала тебе в спальню, – сказала.
– Не поняла, – натянуто улыбнулась мама.
– В первый день. Когда заболела. Я проснулась ночью и пошла к тебе в спальню. У тебя горел свет. Я стучала, но ты мне не открыла.
– Детка, ты же знаешь, что я всегда слушаю аудиотренинги перед тем, как уснуть. Наверное, ты стучала недостаточно громко…
Я усмехнулась. Вот и вся забота мамочки!
Однажды в детстве тоже очень сильно заболела. Тогда мне было лет восемь или чуть больше. Мама только вышла замуж во второй раз. Мы жили в доме её мужа. Спальни были на втором этаже. Мне сильно хотелось пить, я то и дело просила маму налить мне сока или воды.
Пока мама сидела с мужем в гостиной, ей было нетрудно прийти в кухню, налить сок, подняться ко мне, стоявшей у края лестнице, и передать мне стакан. Но потом мама уединилась в спальне с новым мужем. А мне снова захотелось пить. У меня была сильная слабость и кружилась голова. Я боялась спускаться по лестнице в кухню. Поэтому постучала в спальню. Мама вышла растрёпанная и раскрасневшаяся. Она была жутко недовольна, отвела меня в кухню и вручила большой картонный пакет морковного сока, велев поднять с ним наверх и наливать себе сколько угодно.
– Только не беспокой меня, ясно? Ты уже достаточно взрослая, чтобы налить себе попить!
Мама вихрем унеслась в спальню, а я поползла вверх по лестнице, держась за перила. Голова кружилась, пакет с соком казался очень тяжёлым. Он выскользнул у меня из рук, я обернулась, чтобы поймать его и свалилась с лестницы. Тогда я вывихнула себе лодыжку и заработала лёгкое сотрясение мозга. Но, по мнению мамы, гораздо хуже – в сотню раз хуже – было то, что при падении я упала на пакет морковного сока. Он разорвался, заляпал нежно-бежевый пушистый ковёр и роскошную отделку стен, испортил мою новую пижаму…
Сейчас мне было гораздо больше лет, чем тогда. Но я внезапно почувствовала себя той маленькой девочкой, верившей, что если я «не помешаю маме быть счастливой», то она полюбит меня по-настоящему. Мне было противно чувствовать себя в режиме вечного ожидания искренней ласки и щедрой порции родительского внимания.
Всё, что мне не давала мама, с лихвой восполнял отец. Мама считала его беззаботным, безалаберным и просто безответственным. Но он никогда не забывал обо мне. Папа всегда трясся даже над моей сбитой коленкой так, как будто вся Вселенная в этот момент трещала по швам. Да, мы с отцом часто переезжали и не всегда всё делали правильно. Я ела на завтрак то, что не должны есть маленькие дети. Зачастую мой завтрак состоял из вчерашних подсохших сэндвичей, которые я запивала просроченным, но ещё не испортившимся шоколадным молоком. Я очень рано научилась выбирать самые вкусные замороженные готовые ужины из обилия продуктов в супермаркетах. Первый раз я попробовала сигарету, взяв её из рук отца. Мне сразу же стало плохо и стошнило. Папа добродушно заявил, что теперь мне не захочется курить по-настоящему и дал мудрый совет: если так уж необходимо скорчить из себя взрослую и жутко крутую девчонку, достаточно сделать вид, что куришь, и не пихать в себя эту дрянь. Я до сих пор следую этому совету.
Мой отец не был образцовым, но он по-настоящему любил меня и заботился обо мне, иногда жертвуя своими интересами. Однажды я слегла с пневмонией, а он должен был давать концерт. Но папа просидел возле моей больничной койки в самый пик болезни. Потом ему пришлось платить бешеную неустойку, но такова была цена его любви и внимания.
В то время как моя мама… Чёрт! Я вздохнула. Похоже, самое лучшее время, проведённое с ней, закончилось очень давно. Почти двадцать лет назад, в день моего рождения. Боюсь, что лучше всего я чувствовала себя в ее утробе. И никогда больше.
– Хорошо, ма. Иди. Тебе нужно решить проблемы.
– Правда, детка? Ты же не обидишься! Я вижу, что тебе уже гораздо легче. И потом, ты уже такая взрослая…
– Да-да, мамочка. Я ужасно взрослая и самостоятельная. Теперь-то я смогу спуститься попить и не заработать при этом сотрясение мозга. Смогу дать отпор и не молчать, если вдруг кому-то захочется приклеиться ко мне, да? – сказала я с весёлой улыбкой на лице.
– Я не понимаю, почему ты так упорно пытаешься ворошить прошлое?! – воскликнула мама и растёрла виски. – Боже, у меня от тебя разболелась голова…
– Я всего лишь говорю тебе «спасибо». Ты научила меня наплевательски относиться ко многому. – Я постучала себя по груди. – Вот тут броня, костяной щит. Спасибо, ма. Иди и решай свои проблемы. Ты засиделась в четырёх стенах. Тебе надо проветриться. Головную боль как рукой снимет, вот увидишь.
– Спасибо. Я тоже считаю, что уделила тебе достаточно много времени.
Мама подошла и попыталась поцеловать меня. Я поставила подушку между нами:
– Это был сарказм. Из всех мам ты… не худшая. Но… иногда я не чувствую, что ты моя мама. Кажется, меня тебе подкинули. Может быть, это была одна из фанаток папы? – Я весело рассмеялась своей шутке.
Мама быстро пошла из комнаты, у двери обернулась и съязвила:
– Сукой и стервой тебя научила быть точно не я!
Я помахала ей ладошкой.
– Пока-пока, мамочка! Опоздаешь на важную встречу.
Отрываться от сладкой Грейс – смерти подобно. Но мне нужно решить проблему со Стивом Браммсом по кличке «Рейнджер». Именно его я встретил в офисе. Только взглянув в его лицо, вспомнил, что он приходился дальним родственником Джейдану Мак-Миллану. Но меня он называл братом и напомнил пару фактов из биографии «B.O.S.S.».
– Тебя не узнать, брат! – хохотнул Стив Браммс. – Ожидал более тёплого приёма.
Я мрачно кивнул, соглашаясь с ним.
– Мне сказали, что ты трепал своим языком, прежде чем появиться у меня. Думаешь, это достойно тёплого приёма?
– Скажи, что я должен сделать, брат! – развёл руками Стив. – Я докажу тебе свою преданность. Семья – наше всё.
Стив перекрестился и поцеловал перстень на одном из пальцев. Я сомневался, стоит ли впускать его в свой круг. Но потом позвонил Фрэнк. Мне срочно нужно было вызволять Принцессу из лап Алекса Роота. Браммса называли «Рейнджером», потому что он служил военным. У него была отличная подготовка. Я взял его с собой и не прогадал. Он с одного выстрела снял зарвавшегося Алекса Роота. Пришлось оставить Стива Браммса у себя и ввести его в круг доверенных людей…
Чем больше я вращался в этом кругу, тем больше понимал, что тону. Надо выплывать, пока не стало слишком поздно… Я уже стискивал зубы из последних сил. Мне очень хотелось избавиться от чужого имени, от навязанного брака… от всего! Больше всего на свете мне хотелось забрать Принцессу и уехать как можно дальше. Я понял, что раскрылся перед ней слишком сильно. Этого не должно было случиться, но я сильно испугался за её жизнь. Беспокойство и тревога сделали свою дело и сорвали плотину моей сдержанности.