Итак, 9:30 утра; с трудом проснувшийся класс изучает деление дробей. Интересно оно примерно 0,5 % детей из 32 учеников.

Но учиться надо, а то…

А то что?

А то накричат, поставят двойку, высмеют, поставят на вид.

В этом – вся школа.

Традиционное впихивание в ребенка серой переваренной капусты обязательных знаний под названием «школа» скоро умрет. Я в этом совершенно уверена. Это неизбежно, как неизбежно было отмирание розог и зубрежки псалтыря. Это чуждо современному миру, где точный год Куликовской битвы доступен по нажатию кнопки, где для решения любого уравнения можно найти подкаст и научиться самому тогда, когда в этом возникнет потребность.

Я верю, что из усилий подвижников, пытающихся в кромешной тьме навязанных и устаревших стандартов нащупать новый формат образования, пусть пока в домашних условиях, вырастет новая школа будущего.

– Как он будет жить, если будет заниматься только тем, что ему интересно?

– Какая страшная судьба – заниматься тем, что интересно!

Гораздо разумнее подготовить ребенка к тому, что ему придется усилием воли заниматься скучищей на ненавистной работе. Чтобы он научился делать и не вякал. Не задавал лишних вопросов. Мы такой судьбы хотим для своих детей?

Однажды утром ко мне подошла дочь и сказала, что хочет бросить пианино и научиться играть на трубе. В ответ я произнесла классический «если-монолог»:

«Если так все бросать, ты никогда не научишься ничему по-настоящему.

Если ты сейчас пойдешь учиться играть на трубе, то тебе придется учиться с шестилетками, а навыки игры на пианино ты растеряешь.

Если ты будешь учиться всему по верхам и бросать, ты никогда не научишься ничему серьезному».

Ребенок ушел потухший.

Целый день мне было стыдно. Я думала о том, чему дети учатся, переключаясь с одного на другое, возвращаясь и бросая. Размышляла, как они берут от знаний ровно столько, сколько надо именно сейчас. Осознала, какая в этом процессе мудрость, эффективность и природный смысл и насколько я все-таки следую автопилоту личных установок.

Вечером я вернулась с работы, зашла к дочери:

– Тесса, я хотела тебе что-то важное сказать. Я с утра на тебя нагавкала по поводу трубы – я была неправа. Просто мы так выросли и привыкли, что надо доводить до конца. Мы были уверены, что надо учиться ради того, чтобы получить корочку, а не потому, что интересно. И я сказала тебе то, что сказала, на автомате. Если ты хочешь учиться играть на трубе – учись. Я тебя поддержу.

– Ничего, мам. Я понимаю. Вас так воспитывали.

На тот момент ей только что исполнилось восемь лет.

Ей никто не говорил про «надо».

Мою дочь не наказывают за отказ что-либо делать, но и не дают звездочку за достижение. Она открывает для себя мир в своем ритме. И наблюдать за этим – чудо.

Я вижу школу будущего как источник знаний, а не их распределитель. Школу, где дети могут свободно выбирать, чем, где и с кем заниматься.

Я вижу школу как источник инструментов, а не список тем. Школу, где вдруг заинтересовавшийся динозаврами ребенок сможет заглянуть в рисовальный класс и научиться изображать предмет изучения, а потом сбегать в мастерскую и вылепить там клык динозавра или нарисовать его в 3D, а заодно и освоить пару дизайн-программ; а потом пойти попрыгать в спортзал или завалиться с любимой книжкой в тихом углу библиотеки, и подремать там, если хочется.

Я вижу школу, которая развивает разные виды мышления – логическое, образное, абстрактное, критическое – на любых темах, будь то пираты, видеоигры или труды Альбера Камю. Я хочу верить, что занудного, насильственного и основанного на страхе впихивания знаний не останется.

И мне очень хочется прожить подольше, чтобы увидеть, как это будет – какой мир построят те, кто смел выбирать по сердцу с самого детства.

– Так вообще что ли не заставлять?

– У каждого возраста свои особенности. Ребенок взрослеет, и приходит время научить его не бросать, попробовав, а преодолеть и пойти дальше.

Тесса возмущалась несправедливостью заданий на каникулы.

– Зачем мне это, мама?

– Потому что без этого в современном мире не прожить. Потому что ты должна уметь понимать математические символы, кем бы ты ни стала. Если бы ты пришла с вопросом о скрипке или танцах, я бы сказала – окей, не нравится, не занимайся. Но базовую школьную программу – математику, язык – нужно знать.

– Мне скучно, я не понимаю.

– Понимание и интерес приходит с опытом. Давай позанимаемся побольше, и придут и интерес, и понимание.

– Но я не люблю!

– А тебя никто не заставляет любить. Не люби, а делай.

И тут я ловлю себя на том, что никогда раньше с ней так не говорила. Но ей уже не 8 лет, а 11. Дочь изменилась: она созрела для осознанного усилия, воли, наросло несколько колец и появились другие потребности. Раньше была потребность в безусловной маминой любви и поддержке, в интересе и любопытстве, а теперь она уступает место потребности в компетентности, росте, развитии и успехе.

Потребность в любви и поддержке, конечно, никуда не делась, но она уже напитанная, и не ее Тесса сейчас проверяет. Не в моей любви она сомневается, когда делится тем, что ей не дается математика. Она сомневается в себе, в своих возможностях.

– Ты умная, талантливая и сообразительная. Когда ты сталкиваешься с трудностями, ты пытаешься снова и снова. Математика – твоя трудность и твой вызов. И ты с ним справишься. Тебе вовсе не обязательно быть лучшей или ездить на олимпиады, но школьную программу ты должна знать. И если для этого понадобиться больше заниматься или моя помощь – я готова. Но я не готова принять отсутствие попыток.

Она молча выслушала и ушла, а спустя какое-то время вернулась с тетрадью:

– Я буду делать математику сама, а ты мне не помогай, просто проверяй и потом объясняй ошибки.

Так мы и занимались. Шесть часов подряд с небольшими перерывами, 128 задач.

– Я даже не верю, что все сделала.

– Я очень горжусь тобой. То, что ты сегодня сделала, – настоящий подвиг. Было сложно, не хотелось, неприятно – но ты боролась. Что ты сейчас чувствуешь?

– Усталость. Но я ее победила, мама.

Самое вредное в статьях о раннем развитии и детском образовании – путаница в том, что касается возраста ребенка. Прислушиваясь к их советам без соотношения с возрастом, родители пытаются уговорить двухлетнего, что он не маленький, четырехлетнего, что он должен справляться сам, шестилетнего, что он должен понимать, как ему нужна математика.

По мере того как мои дети будут взрослеть, будут меняться мои посылы, а также мои ожидания, которые транслируются этими посылами. Ребенок ориентируется на наши ожидания, его чувство собственной ценности и успешности зависит от того, насколько он этим ожиданиям соответствует. Тем важнее, чтобы мои ожидания соответствовали возрасту и, что еще важнее, возможностям ребенка.