Но точно так же стая рыб плыла следом, пожирая корм и не оставляя ни одной крошки…

В шалаш Кристина вернулась к полудню. Теребила в руке пустой мешочек и, едва вошла внутрь, положила его на полку.

– Я забыл сказать – это им корм на неделю, – он по-прежнему сидел спиной, но показалось, что Алхемчар улыбается.

– Ах ты…

У Кристины запершило в горле от подавленного гнева. Впрочем, ей хватило короткого размышления, чтобы понять суть.

– Хорошо, я поняла урок. Что дальше?

– Часть рыб наверняка передохнет. У меня ведь нет больше корма.

– Значит, им пора позаботиться о себе самим. Обходились же они как-то до того, как я к ним пришла. И тебе не следовало приучать их…

Сказала и осеклась. Теперь уже по-настоящему. Стыд и гнев затопили Кристину одновременно. Один требовал заткнуться, спрятаться в угол и смиренно благодарить. Второй настаивал на том, что следует проучить того, кто решил поучать. Око за око, наука за науку.

– Вот теперь ты поняла, – голос Алхемчара потеплел. – Что ж, продолжим. Теперь ты должна вычистить пруд. Слишком много речной травы. Того и гляди, он зарастёт и рыбы передохнут.

Кристина повернулась было к занавеси у входа, но тут же остановилась. Смысл аналогии стал понятен. Долгая изнурительная работа, а потом выяснится, что следует повторять её каждые несколько дней. И рыбы привыкнут так жить. И если забросить пруд, то многие из них не смогут адаптироваться к новым-старым условиям.

– Что будет следующим? – спросила Кристина. – Мне придётся нянчить и выгуливать мальков? Разделить пруд на множество маленьких прудиков, чтобы каждая из рыбок получила свою территорию? А потом ты скажешь дать им имена, и это окажется последним уроком?

– Может быть. Ты предлагаешь интересные вещи.

В ответ она зарычала. Сначала грозно и утробно, но постепенно этот рык перешёл в подобие визга. Отзвучав, он закончился в один момент, оставив лишь горечь в горле.

– Кто ты? – спросила Кристина, и собственный голос показался ей чужим.

– Ты знаешь кто.

– Я хочу ответа!

– Ты знаешь ответ…

Она вновь рыкнула. В этот раз коротко и громко. Кристина бросилась со своего места, прыгнула и сорвала мантию с Алхемчара.

И увидела…

– …Я же говорю, ты знаешь…

…зеркало в форме человеческой фигуры. А из него смотрела она сама. Похожая и непохожая одновременно – более властная, сильная и понимающая, что именно она хочет от жизни. Такой Кристина когда-то хотела стать.

А может – и была когда-то. До всего этого.

– А чего ты хотела? – продолжало отражение. – Кто ещё мог дать тебе такие советы? Кто раздражает тебя больше всего на свете и кого ты не готова слушать?

Кристина коротко ударила в лицо отражению и тут же вскрикнула от боли. Костяшки оказались содраны, а на зеркале остались кровавые пятна, которые тут же втянулись внутрь и исчезли, словно их и не было.

– Давай, продолжай самоистязание! – отражение засмеялось.

Она вскочила с места и выбежала прочь, сорвав на прощание занавесь из переплетённых трав. Дорога лежала обратно, в Эль Пунто. И хотя слёзы застилали глаза, но найти путь Кристина могла бы даже в полнейшей тьме.

* * *

Город изменился.

Заколоченные окна, заброшенные дома, пустые кресла на верандах. Лишь ветер гулял по улицам Эль Пунто. И среди этого всего – тишина и безмолвие. Ни пения птиц, ни криков детей, ни шуршания земли под ногами.

– Эй! – крикнула Кристина и тут же зажала уши.

Голос разлетелся по округе и вернулся тысячекратно усиленным. Когда на улице вновь воцарилось молчание, Кристина почти бегом бросилась к дому. А тот встретил её сорванной с петель дверью, разбитыми окнами и размалёванными стенами. Надписи на них не вызывали оптимизма.

¡Coño!

¡Hija de puta!

¡Vete a la polla!

Чем именно это написали, Кристина не желала думать, но на краску походило мало. Медленно и осторожно, обходя разбросанные тут и там осколки, она прошла к крыльцу и замерла на несколько секунд. Словно желая придать решимости, ветер подул в спину, и Кристина, повинуясь его воле, переступила порог.

В доме не осталось ничего.

Пустая комната без единого следа мебели – лишь пол оказался чуть светлее в тех местах, где раньше что-то стояло. Никаких ковров и картин. Шурупы из стен – и те выкрутили.

Обход не занял много времени, и Кристина закончила его больше для порядка. И без того понятно, что ничего не осталось.

Некстати вспомнился свитер с рисунком в форме сердца, изгрызенный мышью. Даже им не побрезговали. Впрочем, всё, что для тебя рухлядь, для других может обернуться чем-то необходимым.

Оставаться в доме не имело смысла. Грабители только лишь помогли решиться – следует покинуть Эль Пунто. Больше её здесь ничего не держало – ни обязательства, ни груз старых вещей, которые она считала важной частью жизни.

«Декорации в очередной раз меняются», – подумала Кристина.

Волна воспоминаний поднялась из глубин и захлестнула с головой цветными картинками и историями, известными с чужих слов. Здесь, в пустом доме, они казались чьей-то выдумкой. Неудачные шутки подсознания.

Кристина прижала на прощание руку к стене. Постояла так какое-то время, чувствуя еле уловимый скрип дома. Можно ли счесть это прощанием? Почему бы и нет. Если прошлое казалось вымыслом, то и выдумывать будущее не возбранялось. Когда убрала руку, на стене остался мокрый отпечаток.

Теперь всё.

Простившаяся с прошлым. Очистившаяся. Свободная.

Но само прошлое прощаться не желало. Оно ждало Кристину на улице.

У одних удивлённые высохшие лица мумий. Другие распухли и едва ли не взлетали в воздух вместе с мухами, что их окружали. На третьих не осталось живого места – кровь сочилась из ран, прорывалась сквозь запёкшуюся корку вместе с гноем, сбегала по гематомам и иной раз встречала на пути кость, прорвавшую кожу.

Кровавых уродцев было мало, но в глаза бросались именно они. Как Кристина ни старалась, а взгляд упорно возвращался к этому зрелищу. Сердце каждый раз вздрагивало – не от страха или брезгливости, а от жалости. Да, она хотела избавиться от них, чего уж тут скрывать, но… не такой же ценой!

Они стояли перед Кристиной, и рты беззвучно разевались. Чёрные пустые провалы, из которых не доносилось ни звука. Вспомнились пруд и стая рыбёшек в ожидании пищи.

Кристину замутило. Она пошатнулась, но устояла, вцепившись в дверной косяк, словно в якорь, связывавший с реальностью.

И тогда вперёд выступил Марсело. Конечно, кто же ещё. Он и сохранился лучше прочих – лишь зигзагообразный шрам перечёркивал ему грудь.