На протяжении трех последующих недель вплоть до середины августа были обследованы четыре района примерно до середины пролива. Чтобы «привязать» их к современной карте (это основа полевых экспедиционных работ), приходится обратиться к работе Русанова, опубликованной, когда надежды на его возвращение не осталось, в 1921 году преподавателем Сорбонны, географом по специальности, профессором Вэленом в «Ежегодном географическом обозрении» (том XI, выпуск 6). Несмотря на допущенную в этой работе топонимическую путаницу, она позволяет наполнить маршрутные описания Молчанова реальным научным содержанием.

Первый район исследований, по Молчанову, связанный со стоянкой карбаса в устье реки Гусиной (в 25 километрах по проливу от становища в Поморской губе), может поставить в тупик самого дотошного исследователя, поскольку на современных картах реки с таким названьем нет. Однако схема Русанова, опубликованная в 1945 году в сборнике его трудов, уверенно позволяет отождествить эту реку с рекой Епишкиной современных карт. Немного западнее ее протекает небольшая река Серебрянка, впадающая в одноименную губу. Ее долину вместе с соседними, образованными системой разломов в кварцитовых сланцах, Русанов проследил на протяжении 45 километров ближе к верховьям соседней губы Митюшихи. Не упоминая названия хребта за речкой Серебрянкой, он, однако, побывал на каких-то ледниках, фотографии которых и были опубликованы Вэленом в качестве иллюстраций. Это-то и решает проблему восстановления маршрутов исследователя в первом из обследованных им районов, поскольку фото № 9 было сделано на леднике Кольцова в хребте Митюшов Камень, а фото № 12 — на соседнем леднике Гордеева. Надо иметь в виду, что в распоряжении Русанова не было точных карт — отсюда трудности в привязке обследованных объектов, а также с топонимикой. Таким образом, несколько дней на первой стоянке Русанов провел в основном в изучении долины реки Серебрянки и хребта Митюшов Камень с расположенными там ледниками — других гор с ледниками поблизости нет.

Второй район исследований определяется положением стоянки карбаса Ефима Хатанзея, по Молчанову, на южном берегу пролива Маточкин Шар против ледника Третьякова — превосходного ориентира, присутствующего на всех картах пролива Маточкин Шар. Это означает, что от предшествующей стоянки оба начинающих исследователя удалились вместе с Хатанзеем, который, естественно, управлял своим «судном», всего на 15 км. Отсюда Русанов изучал ледник Третьякова на Северном острове. Позднее он описал особенности ледника Вэлена (названного им так в честь одного из преподавателей Сорбонны) на Южном острове на противоположном берегу пролива. Вместе с наблюдениями над ледниками Митюшева Камня это позволило ему сделать вывод о том, что «прибрежные ледники и ледники внутренних долин находятся в состоянии отступания» (1945, с. 270) — вывод, который сохраняется на протяжении столетия.

Третья стоянка в отчете Молчанова обозначена несколько неопределенно, и скорее всего она находилась где-то неподалеку от предшествующей. Такая неопределенность возникла из-за смены собственных названий на старых и новых картах, но работы в этом третьем районе не привели к особо важным результатам.

Четвертый район исследований Русанова располагался на северном побережье Маточкина Шара между так называемым Переузьем и кутом Белушьей губы на Северном острове. Исторически сложилось, что на обоих островах Новой Земли два одноименных залива. Поиск осуществлялся на удалении примерно 60 километров от становища, причем лед в проливе помешал дальнейшему плаванию к Карскому морю, до которого оставалось всего 40 километров. В создавшейся ситуации было решено оставить Хатанзея с его карбасом дожидаться улучшения ледовой обстановки примерно в районе современного мыса Гатиева, а самим выходить западнее гор Серной и Куплетского в кут Белушьей губы по долине ручья. Ручей в 50-е годы XX века был назван геологами Халькопиритовый по многочисленным находкам этого минерала (медного колчедана), о чем сообщает также и Русанов. В маршруте 14 августа, протяженностью всего в 17 километров, Русанов провел очередные наблюдения на небольших горных ледниках — как и ранее, их концы находились на некотором расстоянии от конечных морен, что свидетельствовало об их отступании. Один из ледников он назвал в честь своего спутника — правда, у французов при издании работы Русанова он превратился в ледник Менделеева. В куту Белушьей губы они встретили охотников-нен-цев, родственников Хатанзея, у которых и заночевали, а еще двое суток спустя они сухим путем достигли своей цели — мыса Выходного. Оттуда прошли на север вплоть до залива Канкрина, наблюдая в Карском море сложную ледовую обстановку. В своем отчете Молчанов писал: «У берега был сплошной лед, на горизонте была видна полоса чистой воды; к северу льда было гораздо меньше, чем к югу» (1908, с. 16). Такая ситуация была подтверждена также наблюдениями с борта судна герцога Орлеанского (еще один турист из аристократов) «Бельгика», попавшего в это же время в вынужденный дрейф у восточного побережья Новой Земли. Так как намеченная цель была достигнута, оставалось возвращаться. Уже 18 августа путешественники вернулись к ненцам в Белушью губу, куда Хатанзей, дождавшись ухода льдов, привел свой карбас. 22 августа вместе с ненцами, направлявшимися в Поморскую губу, они уже у Переузья попали в сильный шторм, когда ветер сбрасывал крупные камни с окрестных гребней, с грохотом катившиеся по склонам — это было сугубо новоземельское проявление разбушевавшихся стихий. До Поморского они добрались лишь 26 августа, где в ожидании судна совершали маршруты в окрестностях на протяжении двух недель. Для Русанова первый полевой сезон на Новой Земле, в котором он в полной мере ощутил себя полярным исследователем, навсегда «заболев» Арктикой, был успешно завершен.

Особо остановимся на научных достижениях этого путешествия, в котором на него обрушился такой вал новой природной информации, что он не смог его в полной мере освоить в специальной работе в короткий срок. Видимо, он намеревался в будущем посетить многие объекты для повторных наблюдений. Тем не менее главный результат Русанов видел в том, что он «впервые установил общее отступание ледников на Новой Земле» (1945, с. 227).

Позднее это достижение превратилось в новое направление исследований для многих ученых в связи с проблемой потепления Арктики, поскольку поведение ледников подтверждало это. Таким образом, уже в своей первой экспедиции Русанов приступил к характеристике природного процесса, что было в ту пору новым словом в изучении высоких широт. Подобное удается далеко не каждому полевому исследователю в своей первой экспедиции — подобный талант сродни таланту солиста в отличие от рядового оркестранта.

Разумеется, среди самых первых достижений Русанова на Новой Земле вывод об отступании ледников оказался не единственным. Была выполнена детальная рекогносцировка, разведка побережья с выявлением целого ряда важных объектов наблюдений (помимо ледников, разумеется) — обнажений слагающих пород, террасированных участков побережья, характерных форм рельефа и т. д., что позволило целенаправленно возвращаться к ним позднее, когда он смог изложить наконец свои чисто зрительные впечатления от великолепной природы Маточкина Шара:

«Кто проходил Маточкиным Шаром, тот, вероятно, никогда не позабудет удивительной красоты дикой и величественной панорамы, которая там постепенно развертывается. Сколько прелести и разнообразия в сочетании зеленых морских волн с обнаженными и разноцветными горными складками, со снегом и ледниками! Пользующиеся такой известностью у туристов норвежские фиорды тусклы и бледны по сравнению с удивительным разнообразием и оригинальной яркостью форм, цветов и оттенков этого замечательного и в своем роде единственного пролива» (1945, с. 156). В таком восприятии арктической природы в нем заговорил не только исследователь, переполненный восхищением от увиденного и достигнутого, но и тонкий художник. И все-таки главным событием первого русановского полевого сезона на Новой Земле стало то, что Россия обрела в лице Русанова одного из своих самых выдающихся полярных исследователей, что выяснилось уже в ближайшем будущем — для этого было нужно время и новые экспедиции, о которых будет рассказано дальше. Несомненно, он сам испытывал глубокое душевное удовлетворение, обнаружив в себе способность к работе в самых сложных природных условиях, а главное, в зависимости от обстановки импровизировать, что называется, на ходу, на пути к достижению цели.