— Ты не слишком ко мне справедлива.

— Это ведь для моего же блага, верно? — Я мотнула головой на Ильяса. — Торчать тут с публикой вроде него.

Папа надул щеки и покачал головой.

— Да ладно тебе, Алиса… Если я даже сейчас так и думаю… разве из этого следует, что мы с мамой не хотим, чтобы ты вернулась домой? Думаешь, мы не хотим, чтобы ты выздоровела?

Я отвернулась и некоторое время смотрела в стену, сытая по горло этой беседой, которую мы в той или иной форме вели всякий раз, когда меня навещали он или мама. Это никогда ни к чему не приведет.

— О, кстати… Джефф и Диана… Наши соседи, помнишь? Они просили меня передать тебе привет и наилучшие пожелания.

Я опять повернулась к нему.

— Ты сказал им, что я здесь?

— Нет, но они заходили и спрашивали, как у тебя дела, а твоя мама малость разволновалась. Я сказал им, что тебе удалили аппендикс.

Я немного посмеялась, и он тоже.

— Ну ладно, давай рассказывай. — Папа снова подался вперед и в натуре нетерпеливо потер руки, тупой старый мудак. — Что тут происходит? Эта странная женщина все еще пытается что-то сделать с твоими ногами?

— Ее выписали.

— Ну а тот, что все время ждет? Или та женщина, которая поет?

Я просто уставилась на него, внезапно осознав, что мой отец не имеет ни малейшего представления, что происходило после того, как он был здесь последний раз. Совершенно не в курсе ни про смерть Кевина, ни про мое расследование. Это меня изумило, поскольку это было такое крупное событие, но он ни шиша не знал про убийство, про наркотики, вообще ни про что.

Так что я ему кое-что рассказала.

Вид у папы был совершенно потрясенный, начнем с того, и он кивал, будто ему интересно, но я заметила, как лицо его медленно меняется, увидела, как оно… как-то сморщивается, как и всегда, когда он чем-то встревожен. Так что даже перед тем, как закончить, я уже знала, чего ждать, и в точности могла предсказать тон его голоса. Я уже слышала такой тон, когда мне было пятнадцать и когда я начала встречаться с парнем на три года меня старше. Слышала, когда впервые сказала ему, что хочу поступить в полицию.

— Послушай, детка…

Я моментально отключилась. Ну что там можно было услышать нового? Какие-то вариации все того же занудного «А это действительно хорошая мысль?», которые мне только что выдавали в МПП? Те же предостережения, которых я от пуза наслушалась и от Маркуса, и от Бакши, и даже, блин, от своего кореша Бэнкси?

Как получается, что я меньше всех имею право знать, что для меня хорошо, а что плохо?

Я смутно осознала, что Ильяс что-то бурчит на противоположной стороне комнаты, так что повернула голову, чтобы посмотреть, чем он там занят. Увидела, как он бросает синий шарик в ячейку доски «Четыре в ряд», а потом встает, обходит стол и садится на стул с противоположной стороны, чтобы сделать ход за «красных». Усевшись, Ильяс со шлепком обхватил обеими руками голову — собственный блестящий ход явно поставил его в тупик.

— Алиса? Ты меня вообще слушаешь?

Я опять медленно повернулась, чтобы посмотреть на отца.

— Я реально устала.

Вид у него стал такой, словно я врезала ему под дых.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

— Пожалуй, это будет к лучшему, — сказала я. — Хотя спасибо за «Твикс».

— Ладно…

И лишь только тогда, когда папа медленно поднялся на ноги, Ильяс решил, что сейчас самое время к нам присоединиться. Я посмотрела, как он целенаправленно движется к моему отцу и встает совсем близко от него. У того это явно не вызвало особого восторга.

Ильяс мотнул головой в мою сторону.

— Так вы ее папаша, выходит?

— Совершенно верно.

Ильяс кивнул и подступил к отцу даже еще ближе.

— Послушайте, если вы породили такую дочь… — он примолк, заметив, как папа при этих словах невольно скривился. — Ну да, я знаю, жуткое слово, согласен. Но если это так… то вы можете жить вечно!

Я даже не нашлась, что и сказать, и могла лишь молча наблюдать за Ильясом, который, выдав этот перл мудрости, уже выкатывался из музыкальной комнаты. Не без труда заставила себя повернуться, чтобы опять посмотреть на папу.

— Ну и местечко, — только и произнес он. Подхватил свое пальто и расплакался.

В субботу утром, после плотного завтрака и обычного ассортимента лекарств я побродила по отделению в поисках Шона, но кого бы из персонала ни спрашивала, все вели себя малость уклончиво, и никто из пациентов, с кем я пообщалась, не знал, где он. Никто не мог припомнить, чтобы видел его с тех пор, как с ним случился тот припадок в телевизионной комнате в четверг вечером. Но недостатка в экспертных мнениях не имелось, естественно.

— Не думаю, чтобы он был где-то тут в течение дня, — сказала мне Люси. — Наверное, его тайно похитили или еще чего. Не слышала, чтобы он с кем-то тут разговаривал.

— Они кормят Шона в его комнате, — сообщила Донна, к которой мне опять пришлось пристроиться на ходу.

— Его перевели в другое отделение, — шепнул Ильяс, светоч всех знаний, и важно кивнул. — Ниже этажом, где лежат реальные психи.

— Это Тварь забрала его, — уверенно сказал Тони.

Шон в итоге объявился только на обеде. Миа привела его в столовую, принесла еду от окошка раздачи, а потом села вместе с ним за столик на почтительном расстоянии от всех остальных. Было непохоже, что она держится так близко к нему, потому что Шон на наблюдении «в пределах непосредственного доступа» — хотя, может, дело было и в этом, после такой-то серьезной заморочки, — но больше того: она старалась удерживать и всех остальных подальше от него, следя, чтобы вокруг Шона всегда оставалось свободное пространство.

Мне показалось, что она… типа как оберегает его, понимаете?

Словно какая-то опасность грозит ему, а не исходит от него.

Мы все не сводили с него глаз, даже не пытаясь этого скрывать, и чего тут удивительного? Шон не смотрел ни на что, кроме стоящей перед ним тарелки. Не произнес ни словечка, даже Миа, и как только он покончил с едой, Миа тут же вывела его из столовой — ее рука зависла в нескольких дюймах от его спины, словно она боялась даже прикасаться к нему.

После того, как Шон ушел — в свою комнату, насколько я понимаю, — все представители нашей спаянной компашки, не сговариваясь, поднялись со своих мест, потихоньку подгребли к оставленному Шоном столику и скучковались там, как у алтаря. Поначалу все просто шумно прихлебывали чай и чавкали яблочным пирогом и прочими такими деликатесами, но было видно, что мои сотоварищи просто-таки жаждут поделиться своими только что пересмотренными мнениями о ситуации.