— Отделение, смирр-но! — командует Старик и козыряет майору.

— Все в порядке, фельдфебель?

— Так точно!

— Пропагандисты и зеваки прибыли? — спрашивает майор, глядя в сторону домика.

— Нет, герр майор. Я их не видел.

— Скоты! — рычит майор и злобно плюется. — Приговоренные уже здесь. Они поумирают со страху, если мы вынудим их дожидаться, сидя рядом с собственными гробами! Что за проклятый день! — Содрогается под холодным дождем и указывает на грузовик. — Прожектора там. Установите их, фельдфебель, быстро! Нам предстоит ликвидировать троих!

— Троих? — восклицает Старик в испуге.

— Я сказал — троих. — Майор скалится в зверской усмешке.— Их нужно расстреливать по одному, чтобы избежать риска дважды проделывать с кем-то одно и то же. К столбам они пойдут одновременно. Так проще всего. Производить расстрел будем слева направо!

— А завершающие выстрелы? — спрашивает Старик со страхом в душе.

Майор несколько секунд изучающе на него смотрит.

— Дрожь берет, фельдфебель? Не волнуйся! Этим я займусь сам. Ты командуй отделением, никакого перерыва между приказаниями. В темпе! На каждую винтовку по обойме, после первого выстрела перезаряжать и немедленно ставить на предохранитель. Потом целиться снова. Ясно?

— Так точно, — негромко отвечает Старик, сглатывая.

Три мощных прожектора наведены на стоящие вертикально железнодорожные шпалы, используемые как расстрельные столбы.

Майор бросает две веревки Грегору, которому предстоит стать третьим привязывающим.

— Если что случится помимо обычной программы, — злобно говорит майор, — вы находитесь под моим началом, и если я прикажу стрелять, стреляйте, хотя бы перед вами был священник, генерал или кто бы то ни было. — Глубоко вздыхает, стирает влажный снег со зверской физиономии и снова смотрит в сторону домика. — Никогда не знаешь, что может взбрести в голову наблюдателям!

По вереску едут два темно-серых «мерседеса» с командирскими флажками на крыльях. Их фары высвечивают санитарную машину. В унылых сумерках видны красные и белые генеральские петлицы.

— О, Господи, — нервозно стонет Старик. — В хорошей же мы компании! Интересно, кто отправляется в долгое путешествие на сей раз?

— Nacht und Nebel[71], — угрюмо отвечает Грегор.

Генералы и те, кто сопровождает их, громко разговаривают. До нас долетает аромат дорогих сигар.

Пропагандисты фотографируют. Сверкают яркие фотовспышки.

Наблюдатели отходят от домика. Кое-кто из них громко смеется. Какой-то оберст пускает по рукам фляжку.

Подходит майор и дает Старику четыре белых лоскута.

— Для прицеливания, — отрывисто говорит он. — Как только преступники будут привязаны к столбам, повесишь лоскуты им на шеи.

— Их четверо? — в смятении спрашивает Старик.

— Вон едет четвертый, — усмехается майор, указывая на спускающийся по склону автозак.

Старик бледнеет. Четыре казни для одного отделения! Суровая задача.

— Что за отвратительная погода, — говорит майор, поднимая взгляд к низко нависающим тучам. — Здесь все время шел дождь?

— Так точно, герр майор. Дождь, снег, и становится все холоднее, — отвечает Старик, глядя куда-то за вереск.

Майор поднимает воротник кожаного пальто, угрюмо кивает и смотрит на продолжающих фотографировать пропагандистов.

— Если б я не был ответственным, — негромко говорит он, — то был бы рад видеть, как вы перестреляете этих свиней. — Смотрит на часы и поворачивается к Хайде. — Знаете, как их привязывать? Через десять минут мы приведем ведущих актеров!

Почему через десять, он не говорит.

В домике звонит телефон.

— Если они решили прислать еще приговоренных, — негромко говорит Старик, — то пусть ищут другого командира отделения!

— En avant, marche![72]Без глупостей! — предостерегает его Легионер.

Майор широким шагом выходит из домика.

— Те, у кого веревки, быстро марш! — громко командует он.

Хайде молодцевато шагает к автозаку в положенных четырех шагах позади майора. Две новых веревки он держит в левой руке, как сказано в наставлении.

— Смотреть противно, — говорит Грегор, затыкая веревки за ремень.

— Разве нам не нужно идти? — спрашиваю я, видя, что Грегор остается на месте.

— Пусть еще раз скомандует, — отвечает он. — Чем медленнее будем двигаться, тем дольше проживут эти бедняги!

— Вряд ли они поблагодарят тебя за это.

— А вы, черт возьми? — рявкает майор, оборачиваясь и видя, что мы с Грегором не двинулись с места. — Спите, что ли? Бегом!

Мы трусим похожей на бег рысцой. Я держу веревки в левой руке. Не осмеливаюсь заткнуть их за ремень, как Грегор.

Майор отпирает заднюю дверцу транспортера специальным ключом. Двое унтер-офицеров из саперного полка стоят чуть в отдалении, держа наготове взведенные МП.

В машине сидят скованные друг с другом трое арестантов. Пол покрыт толстым слоем опилок. В одной стороне лежат три бумажных мешка, в какие мясники кладут половины туши.

Дверца ударяет майора по пальцем, и он разражается потоком брани. Дождевая вода струится с его каски на кожаное пальто.

— Проклятье, — раздраженно рычит майор, отворачиваясь от двери.

И снимает с арестантов цепи.

— Вылезайте, — хрипло приказывает он и чуть ли не выталкивает их.

Трое приговоренных неуклюже высыпают из машины и нервозно озираются. Холодный, сырой воздух пронизывает их тонкие красные робы.

Я с трудом сдерживаю рвоту. Внезапно мне хочется оказаться снова на фронте, подальше от всего этого лицемерия зоны безопасности.

Майор сам приводит четвертого арестанта. Это пожилой человек, бледный, как труп.

Майор держится вежливо, подобострастно.

— Сюда, герр генерал, — говорит он, указывая на расстрельные столбы.

Мы с любопытством смотрим на арестанта. Приговоренный генерал! Распрямляем спины.

Почтение к офицерам столь высокого звания у нас в крови.

Хайде выпячивает грудь, кладет руку на плечо младшего приговоренного и срывающимся голосом кричит:

— Если попытаешься бежать, я пущу в ход оружие!.

С щелканьем взводит курок «парабеллума» и размахивает им.

— Идиот, — шепчет Грегор и презрительно плюет.