Генерал вопит от боли. Ни один выстрел не оказался смертельным. Две винтовки со стуком падают в вереск. Двое людей упали в обморок.

Майор истерично кричит:

— Стреляйте! Стреляйте!

Старик смотрит на него непонимающе, не знает, что делать. Все отделение лишилось присутствия духа.

Порта с Малышом резко поворачиваются и спокойно уходят, положив на плечо винтовки, словно охотники на уток по пути домой.

Несколько фонариков разрезают лучами темноту.

— Выключите их! — кричит кто-то.

Подбегает врач. Тяжело раненный генерал душераздирающе кричит.

Смертельно бледный майор в смятении смотрит на него. Потом берет себя в руки, достает из кобуры вороненый «вальтер», подбегает к столбу и приставляет дуло к затылку раненого генерала. Раздается только щелчок.

Майор, пошатываясь, смотрит на пистолет. Глаза его странно блестят. Вынести такое испытание трудно даже бесчувственному офицеру полиции вермахта.

Старик внезапно распрямляется.

— Целься! — бешено кричит он.

Полуошалелое отделение целится.

Расстрельный столб в темноте виден смутно. Никто не думает включать прожектора. Старик стоит спиной к столбу, смотрит на отделение.

— Пли! — пронзительно кричит он.

Вразнобой раздаются выстрелы.

Майор издает долгий, пронзительный вопль и падает на землю.

Среди наблюдателей неистовое смятение. Группа старших офицеров с двумя генералами во главе бежит в нашу сторону.

— Разрядить винтовки, поставить на предохранитель! К но-ге! — приказывает Старик с отработанной фельдфебельской четкостью.

Генералы останавливаются прямо перед отделением. Растерянно смотрят на нас, затем на казненного генерала с изрешеченной грудью, повисшего на веревках, потом на майора, лежащего в луже крови сбоку столба. Лицо его превратилось в кровавую кашу, большая часть шеи вырвана.

Старик щелкает каблуками и подносит руку к краю каски.

— Приказания выполнены, герр генерал!

— Благодарю, благодарю, — пищит в растерянности пехотный генерал. Он еще не совсем понял, что произошло.

Другой генерал снова смотрит на мертвого майора.

— Это всецело его вина, — кричит он, словно оправдываясь. — Наставлениями запрещено появляться перед расстрельной командой! Будем считать это досадным несчастным случаем!

— Как насчет заключительных выстрелов? — спрашивает врач.

У какого-то обер-лейтенанта внезапно появляется в руке пистолет. Он твердым шагом переходит от столба к столбу. Всякий раз, когда останавливается, раздается неприятный хлопок. Последним оказывается генерал.

Обер-лейтенант бросает взгляд на лежащего майора, потом убирает пистолет в кобуру.

Появляются двое санитаров с бумажными мешками. С трудом заталкивают тела в мешки.

— Помогите нам! — кричат они Порте и Малышу, которые разговаривают, стоя с двумя саперами у ближайшего грузовика.

— Это не наша обязанность, — резко отказывается Порта. — Мы не мусорщики!

— Шкуры! — кричат им санитары.

— Хотите попытать счастья? — спрашивает Порта, сдавая карты на четверых перед саперами.

Один нерешительно кладет пять марок, другой две марки.

— Что за черт? — презрительно кричит Порта. — Это что, сбор на благотворительные цели? Ставки не меньше ста марок!

— Ты, видно, помешанный, — говорит один из них, но с этими словами кладет сотню.

Порта переворачивает остаток колоды.

— Видишь, — усмехается он, когда сапер выигрывает, — просто, не так ли?

И придвигает к нему две сотни.

Когда саперы выигрывают четыре раза подряд, Порта предлагает увеличить ставки.

— Ставим по пятьсот марок, — предлагает он с деланной улыбкой.

Но саперы побаиваются. Они ставят четыреста марок и снова выигрывают.

— Жалеешь, что не поставил пятьсот, а? — лукаво спрашивает Малыш, поглаживая сотенную банкноту.

— Еще бы, — разочарованно отвечает один из них и выкладывает все свои деньги. Гораздо больше, чем уже выиграл.

— Будешь делать ставку? — спрашивает Малыш, слегка толкая другого сапера.

Тот угрюмо кивает и опустошает карманы.

— А ты? — спрашивает он, глядя на Малыша.

— У меня дурное предчувствие, — отвечает Малыш и кладет сто марок.

Порта открывает свою карту. Туз пик.

У саперов — десятка и пятерка. У Малыша — король.

— Вот такие дела, — вздыхает Порта, сгребая деньги. — Почему не рискнули в прошлой партии? Были бы теперь богачами. Ну что ж, пока! — говорит он, идя к другому грузовику, в который взбирается наше отделение.

Санитары бросили последнее тело в тюремный фургон. Хлопает дверца, и вскоре эти машины скрываются за гребнем холма.

Как только мы приезжаем обратно в казарму, нам выдают шнапс и особый паек.

Подходит главный механик Вольф. На свой обычный манер важной персоны закуривает громадную сигару и выпускает дым нам в лица.

— Жаль, что не тебя пускали в расход, — дружелюбным тоном говорит Порта. — Самолично отстрелил бы тебе кое-что!

— Нервничаете, да? — злобно усмехается Вольф. — Я бы тоже нервничал на вашем месте. Похоже, у вас опилки вместо мозгов, и вы еще толком не поняли, в какое дерьмо вляпались! Когда война окончится и начнется подведение счетов, вас всех, скорее всего, расстреляют!

— Как это понять? — резко спрашивает Старик. — Кто станет нас расстреливать?

— Может быть, янки, — радостно улыбается Вольф, — уж не говоря об Иване!

— Заткни пасть, у тебя воображение, как у больной крысы! — неуверенным голосом кричит Порта.

— Эти ублюдки делают то же самое, — гневно возражает Грегор.

— Конечно, — дьявольски улыбается Вольф, — но кто напомнит им об этом, когда они выиграют войну? Победители всегда правы. А побежденным приходится расплачиваться! Вот увидите! Вам оторвут яйца за то, что не отказались производить этот расстрел!

— Не может быть, — громко возражает Малыш. — Что сталось бы со мной, скажи я майору, что отказываюсь?

— Он пристрелил бы тебя, — весело улыбается Вольф.

— Наши противники тоже это знают, — с беспокойством говорит Барселона, уже содрогаясь при мысли о мире, который превратился из страстной надежды в жуткую угрозу.

— Знают, конечно, — злорадно отвечает Вольф, обнажая крепкие, ухоженные зубы в широкой улыбке. — Только это волновать их не будет. Им нужно свершить над кем-то месть, а такие ублюдки, как вы, подходят для этого в самый раз!