— Герр обер-фельдфебель, я был генерал-майором!

— Слышали его? — восторженно кричит толстый обер-ефрейтор. — Он был — помоги нам, господи — генерал-майором! Но теперь ты всего-навсего жалкий рядовой и готовься умереть за фюрера, народ и отечество!

— Мундир мне слишком тесен, — протестует возле окошка бывший ротмистр.

— Ешь поменьше в течение трех недель, — резонно предлагает фельдфебель, начальник склада. — Тогда будет впору!

— Ему столько не прожить, — усмехается толстый обер-ефрейтор. — Отправится в Вальхаллу на слепой кляче.

Ротмистр в отчаянии втягивает живот и с большим трудом застегивает мундир. Но, к сожалению, теряет при этом две пуговицы и попадает в руки дежурного офицера.

— Черт тебя возьми! — кричит на него юный лейтенант. — Чего ты, жалкая обезьяна, расхаживаешь полуголым, от этого даже слепой фараон из полиции нравов покраснел бы. Всыпь ему, — приказывает он дежурному унтеру.

Через двадцать минут ротмистр умирает от инсульта.

Днем новообмундированное подразделение отводят на железнодорожную станцию и запирают в двух больших складах возле товарного двора.

Штурмбаннфюрер СС с вышитыми на воротнике мертвыми головами, эмблемами танковой дивизии, предупреждает их, что они будут беспощадно расстреляны при малейшей попытке к бегству.

Вскоре все догадываются, куда их отправят. В зондербригаду СС под командованием Дирлевангера, самую гнусную и отвратительную войсковую часть, какая только существовала. Ее командира, бригадефюрера СС Дирлевангера, бывшего сексуального преступника, выпустили из тюрьмы и поставили во главе этой своры убийц, которая действовала в основном в Польше и Белоруссии совершенно неописуемыми садистскими методами.

Склад окружает кордон вооруженных до зубов охранников из СД[77]. То и дело на товарном дворе злобно трещат пулеметные очереди.

Вскоре после того, как башенные часы пробили четыре, раздается сирена воздушной тревоги, и возле станции падает несколько бомб.

— Пустите нас в подвалы, — истерично кричит бывший фельдфебель, — или хотите, чтобы мы погибли здесь?!

— Почему бы нет? — усмехается охранник, выразительно поводя автоматом. — Свиньи вроде тебя не заслуживают ничего лучшего! — Это совсем юный солдат, такие наиболее опасны, особенно для заключенных. — Ложись, шваль. Вороватые руки за голову! Только шевельнись, и я выпущу наружу дерьмо из твоей башки!

Фельдфебель ложится в полной уверенности, что этот злобный молокосос с удовольствием приведет в исполнение свою угрозу.

Обер-лейтенант Вислинг смотрит на соседа, разжалованного гауптмана медицинской службы.

— Может, устроим побег? — шепчет он, не шевеля губами.

— Невозможно, — отвечает врач, глядя прямо перед собой. — Только сунься за дверь, и побег кончится раньше, чем успеешь сделать два шага.

— Не через дверь, — шепчет Вислинг. — Подождем, пока эшелон не тронется, при отправлении всегда начинается суматоха.

Доктор Менкель делает глубокий вздох.

— Безнадежно. Но если бежать, то только здесь, в Берлине.

— Вы правы. Из бригады Дирлевангера не сбежишь, — говорит Вислинг. — Там нельзя даже перейти к противнику. Партизаны сразу же прикончат любого, идущего от этих убийц.

— Строиться! — кричит звенящим голосом фельдфебель, откатывая массивную дверь. — Бегом, негодяи! Живее, ублюдки!

Те, кто находится ближе всех к нему, получают удары прикладом.

Унтер-офицеры бегают взад-вперед вдоль колонны по три, тщательно считая людей. Для удобства были образованы три роты, но счет, как обычно, не сходится. То оказываются двое лишних. То недостает троих.

Штурмбаннфюрер из танковой дивизии рвет и мечет. Оказавшиеся на его пути заключенные валятся от жестоких ударов на землю.

Неподалеку со свистом маневрирует паровоз, таща длинный состав вагонов для перевозки скота. Окна их затянуты толстой колючей проволокой. Через открытые двери видны полы, устеленные тонким слоем соломы. Типичные вагонзаки новой эры. Даже лошадей перевозят в лучших условиях.

— Видимо, наш поезд, — бормочет штабс-фельдфебель с усмешкой мертвеца.

Muss i denn, muss i denn

Zum Stadtele hinaus[78], —

напевает рослый, крепкий обер-ефрейтор с лицом, покрытым шрамами от осколков.

— По пятьдесят человек в вагон, — командует эсэсовский офицер, указывая на вагонзаки.

Унтер-офицеры отсчитывают людей. Первая партия уже идет через пути под наведенными автоматами.

— Вот это наш шанс, — шепчет Вислинг, осторожно указывая на забор справа от склада. — Он высотой около двух метров. Мы скроемся за ним. Вперед, — шипит он, грубо подталкивая врача, когда двое охранников отворачиваются на оклик стоящего у водокачки штурмбаннфюрера.

Они молниеносно ложатся и заползают под склад.

— Быстро соображаете! — кричит рослый обер-ефрейтор со шрамами на лице. — Однако когда вас схватят, поплатитесь головой!

Но они не слышат его замечания. Бегут со всех ног через угольные кучи и проползают под маневрирующим поездом. Менкель зацепляется за рельс, по Вислинг успевает вытащить его из-под колеса.

Стрелочник смотрит на них из своей будки, поднимая и опуская фонарь. Колеса визжат и скрежещут. Поезд с грохотом останавливается и начинает двигаться назад. Проезжая мимо них, паровоз выпускает пар, и они скрываются в густом тумане.

— Мы спасены, — тяжело дыша, шепчет врач. — Господи! Мы спасены!

— Еще нет, — негромко отвечает Вислинг, начиная бег к каналу.

Невдалеке позади них слышатся выкрики команд. Беглецы холодеют от страха. Эти проклятые хищники уже идут по следу?

В темноте раздаются крики. Злобно трещат две короткие автоматные очереди. Темные фигуры бегут вдоль рядов товарных вагонов.

— Быстро, — говорит, тяжело дыша, Вислинг, хватая Менкеля за руку.

Они перескакивают через невысокий шлагбаум и крадутся вдоль стенки подземного перехода. Несколько железнодорожников с любопытством смотрят на них. От блокпоста кто-то что-то кричит, но когда мимо с грохотом проносится экспресс, они понимают, что это было просто предупреждение сойти с пути, пока их не раздавил мчащийся состав.

— Это был бы подходящий для нас поезд, — говорит с улыбкой Вислинг, указывая на доски с указанием маршрута: БЕРЛИН — ВАРНЕМЮНДЕ — ГЕДСЕР — КОПЕНГАГЕН. — От Копенгагена до Швеции рукой подать.

— Шведы выдали бы нас как дезертиров, — угрюмо говорит Менкель. — В форте Цитта было трое таких.