Хайде бросает на него злобный взгляд и приподнимает пистолет. Кажется, что он хочет застрелить Грегора.

— Не можете повременить со своими личными ссорами, пока все не будет окончено? — негромко спрашивает один из приговоренных.

Мы узнаем его. Это наш оберст с Северного фронта.

Хайде опускает голову и прячет пистолет в кобуру.

Тесно сбившись, мы идем по мокрому вереску.

От домика за нами следят любопытные глаза. До нас доносится запах сигарного дыма.

Пропагандисты готовятся фотографировать. Толкаются с бранью, выбирая удобное для съемки место.

Я иду рядом с фельдфебелем из люфтваффе. За нами следуют Грегор с оберстом.

— Бегите, если в состоянии, герр оберст, — говорит Грегор, слегка его подталкивая. — Бегите со всех ног. До леса не больше ста метров, и никто из отделения не станет стрелять, целясь в вас!

— У тебя живое воображение, унтер-офицер, — негромко отвечает оберст. — Куда мне бежать?

— Проклятье, — удрученно вздыхает Грегор. — До сегодняшнего дня армия мне нравилась. Теперь к черту их! Теперь или они, или я!

— Окажется, что они, — почти весело улыбается оберст.

— Эта проклятая армия еще у меня увидит! — яростно шипит Грегор и пинает куст вереска, тот взлетает над белой землей.

— Сигареты у тебя есть? — спрашивает фельдфебель из люфтваффе.

Я зажигаю сигарету и протягиваю ему. Предлагаю всю пачку.

— Спасибо, но выкурить ее у меня не будет времени.

Давать арестантам сигареты строго запрещено, только мне плевать. Я даже не потружусь посмотреть, заметил ли это майор. Мне могут дать только полтора месяца ареста, как-нибудь их переживу.

Старик видит оберста, решительно подходит к нему и крепко пожимает руку.

— Пошевеливайтесь, — нервозно кричит майор. — Давайте кончать с этим!

— Попал бы этот гад в нашу часть, — презрительно ворчит Грегор. — Быстро стал бы походить на сито!

— Спиной к столбам, — приказывает майор и ударяет пинком фельдфебеля по ногам, чтобы он приставил пятки ближе к столбу. Грубо заводит за столб его руки.

— Привязывай, — приказывает он мне.

Меня выворачивает прямо на его блестящие сапоги. Майор с диким рычанием отскакивает назад.

— Вылижешь их дочиста, как только закончим дела здесь!

Дрожащими руками я связываю руки фельдфебеля за расстрельным столбом.

— Крепче, — кричит в ярости майор. — Что это за узел?

Он вырывает у меня из рук вторую веревку и сам привязывает ноги фельдфебеля.

— Такого злобного ублюдка, как ты, я еще не встречал! — гневно говорит фельдфебель и плюет майору в лицо.

— Спятил?! — вопит майор. — Я тебе за это… — и умолкает, поняв, что ничего сделать фельдфебелю не может.

— Знаешь, ты гнусная тварь, — презрительно говорит фельдфебель. — Рано или поздно кто-нибудь привяжет к столбу тебя!

— Ошибаешься, — рычит в ярости майор. — Такое происходит только с ничтожествами вроде тебя!

Он резко поворачивается и подходит к следующему столбу, где помогает Хайде привязать рядового.

Потом осматривает веревки, которыми привязан оберст. Грегор завязал их еле-еле. Он одержим мыслью о бегстве оберста. Майор в ярости орет на Грегора.

Приговоренного генерала он привязывает сам.

— Прицельные лоскуты, — нетерпеливо кричит майор Старику. — Прицельные лоскуты, фельдфебель!

Он уже в такой злости, что хочет все сделать сам. Вырывает лоскуты из рук Старика и вешает их на шею приговоренным.

— Священник, — кричит он, повернувшись к наблюдателям, — куда он делся, черт возьми?

Из домика, спотыкаясь, неуклюже выходит священник с Библией в руке.

— На кой черт, по-твоему, ты здесь?! — орет майор, дошедший до белого каления.

Священник от испуга роняет Библию, поднимает и вытирает ее. Бормочет что-то неразборчивое каждому из приговоренных. Потом ковыляет обратно в домик, словно хочет спрятаться.

— Командуй, фельдфебель! — рычит майор, расстегивая кобуру.

— От-деление! Равнение направо! — хрипло приказывает Старик.

Они шумно равняются. Малыш роняет винтовку. Пожимает плечами и виновато улыбается красному, как рак, майору.

— Смотреть перед собой! Целься!

Еще одна винтовка стучит о землю, и вестфалец падает ничком.

— Сборище нервозных старых дев! — злобно бранится майор. — Слабаки! Неженки!

— Пли! — приказывает Старик. Грохот выстрелов сотрясает весь Морелленшлюхт.

Маленькими молниями сверкают фотовспышки пропагандистов.

Рядовой-пехотинец обвисает на веревках, грудь его вся в крови. Вестфалец лежит среди кустов вереска в обмороке. Каска свалилась с его головы и наполняется дождевой водой.

— Оружие — заряжай! — командует Старик, отводя глаза от столбов.

Клацают затворы, в патронниках новые патроны.

— Целься!

Лучи прожекторов перемещаются к следующему столбу.

Фельдфебель люфтваффе выглядит в ярком свете белым, как мел. Даже его кроваво-красная тюремная роба кажется белой.

— Пли!

Винтовки грохочут снова, от бруствера в противоположном конце раскатывается эхо.

Фельдфебель так крепко привязан к столбу, что остается стоять вертикально. Лицо его выглядит ужасно. Пуля оторвала часть его верхней губы, разбила зубы и десны.

Прожектора гаснут, и сквозь дождь в третий раз звучит команда:

— Заря-жай! Целься!

Лучи света останавливаются на оберсте, тот смотрит в них с язвительной улыбкой. В этом ярком свете он не может видеть своих палачей.

— Прости нам наши грехи, — лицемерно бормочет священник.

Гремят выстрелы.

Оберcт поникает и висит на веревках, будто сломанная ветвь.

Темнеет. Прожектора гаснут, дождь усиливается. Ветер кружит сухую листву на расстрельной площадке.

Малыш выкрикивает в дождь длинное, злобное ругательство.

Майор резко поворачивает голову и смотрит на него.

Малыш только пожимает плечами.

Офицер военно-юридической службы подходит к генералу Вагнеру и что-то тихо говорит ему.

Майор подает знак Старику.

— Целься! — приказывает Старик.

Прожектора вспыхивают снова.

Генерал гордо улыбается.

— Пли! — раздается приказ Старика сквозь шум дождя.

Стволы винтовок ходят туда-сюда. Четыре казни подряд — это слишком. Выстрелы раздаются нестройно.