гору стекал и туман. Не прошло и получаса, как плотный туман поднялся уполномоченному выше пояса. Он и понятия не имел, что там творится ниже его колен. И чем ниже они спускались по склону, тем меньше ему это нравилось. Уполномоченный уже с трудом различал проводника, который шёл всего в десяти метрах перед ним. Ему даже пришлось ускорить шаг, чтобы приблизиться к тому. Но это помогло мало; чем ниже они спускались по склону, тем непроницаемей становился туман. И фонарик теперь не помогал ему. Горохов останавливался, включал его, шарил лучом в сером непроглядном мареве – бесполезно, видимость в тумане была пять-семь метров, не более. А ещё туман глушил звуки… В общем, потерять друг друга в этой ночи они могли запросто. Шубу-Ухай это тоже понимал, и теперь уже шёл медленнее и всё время оборачивался.

Но с другой стороны, уполномоченный был в этом уверен, если шестиногий всё ещё идёт за ними, этой ночью ему не удастся до них добраться.

Под ногами снова начала хлюпать вода. За час ходьбы они спустились по склону в самую низину и вскоре поняли, что идти небезопасно, дальше воды становится всё больше. Её было так много, что в зарослях низины кто-то большой просто плескался в ней; тут было ещё и темнее, чем на склоне, и Миша, остановившись, сказал:

– Кажись, варан там, – и так как уполномоченный не возражал, продолжил: – Пойдём по склону вдоль, а низину перейдём дальше.

Горохов был с ним согласен, ему самому не хотелось лезть в воду, в которой забавляются вараны.

И они, всё последнее время идя ровно на запад, теперь пошли по склону на юг в надежде найти удобное и безопасное место, чтобы пересечь туманную низину, залитую дождевой водой.

Так и пошли, и шли примерно час, пока склон не начал подниматься вверх; там, на небольшом, каменистом, продуваемом втором плато, где тумана почти не было, они сделали привал.

Лунного света тут было достаточно, чтобы оглядеть окрестности. Хотя всё ещё было залито серой массой тумана, они наметили путь и место, где можно пересечь долинку внизу и начать подъём на новый склон. А пока было время, они достали из мокрых рюкзаков и съели немного не очень вкусной и промокшей еды. Даже вяленое мясо, и то было чуть размокшим, потерявшим вкус.

Было уже два часа, когда они всё-таки решили остаться на этом месте, на возвышенности, где почти не было тумана. Спускаться с неё в непроглядную пелену, скрывающую низину, они посчитали опасным.

– Тут шестиног нас не достанет, не подберётся. А солнце встанет, туман сгорит, тогда и пойдём, – уверенно говорил Миша. – А пока спать будем.

Горохов не возражал: шестиногов на этой возвышенности они бы увидали сразу, а отдохнуть ему не помешало бы.

– Ты спи первый, – сказал ему Миша.

И тут он снова возражать не стал, а, подняв воротник, постарался закутаться как следует от всяких летающих и ползающих гадов, которых после дождя было предостаточно.

***

Утром, когда солнце вытянуло свои первые лучи из-за гор на востоке, он обалдел от увиденной им картины. Все горы, кроме вершин, были покрыты туманом, и туман этот не был статичен, он шевелился и медленно стекал сверху вниз. А там, в низинах, он укутывал всё так плотно, что казался белоснежной, чистой и плотной пластиковой ватой. А ещё, Миша был прав – уполномоченный взглянул на спящего проводника – солнце даже первыми своими лучами выжигало туман, быстро испаряя его со склонов гор. Пока было время, он снова достал карту и секстант. И провёл вычисления. Ему не очень понравились выводы, сделанные им. За две ночи и день они прошли лишь четверть пути. Но нужно было сделать скидку на то, что эта часть пути приходилась на самые крутые подъёмы, что они попали под сильнейший ливень и то, что на этом пути у них были не очень-то приятные попутчики.

Были?

Он спрятал карту и секстант и достал оптический прицел; теперь света ему хватало, чтобы осмотреться. Но только туман всё ещё закрывал значительную часть гор. Он спрятал прицел в кобуру и разбудил Шубу-Ухая. Пора было завтракать.

Когда они были готовы к новому продолжительному переходу, на склонах тумана почти не осталось. Но сама низина, ещё скрытая от солнечных лучей, была всё ещё полностью белой от тумана.

Но теперь это их не останавливало, им либо пришлось бы продолжить путь на юг и пройти в гору ненужные им километры, либо всё-таки спуститься в долинку, в туман и воду. И они, взвалив рюкзаки на плечи, начали спуск.

Оказалось, что спускаться вниз по скользкой, мокрой земле ненамного проще, чем подниматься. Конечно, спуск нельзя было сравнить с подъёмом в ливень, когда он просто боялся сделать шаг, боялся оторвать ногу от твёрдого грунта, но и на спуске ему было не легче. Едва они начали спускаться, у него «поехала» нога по скользкому суглинку, он чудом не свалился навзничь, на рюкзак. И чем ниже они спускались в ложбину между гор, тем более влажной становилась земля, и тем плотнее её укрывали .

Солнце ещё только начинало свой восход, и вниз его лучи почти не проникали…

Ничего подобного он в своей жизни не видел, тёмный силуэт проводника впереди, почти закрытый туманом, двигался вперёд, а за ним клубились, завивались водяные испарения… Грунт под ногами сначала чавкал, а потом стал хлюпать, его сапоги снова промокли. В этом тумане почти ничего не было видно, только серые вертикальные тени кактусов да тёмные пятна колючки без чётких очертаний… Один раз им встретилась высокая башня термитника, скорее всего мёртвого, слишком много для этих насекомых было здесь воды.

Слишком много… Сначала вода доходила до щиколоток, а потом было место, где она добралась уполномоченному до середины голенища. Это, наверное, был самый низ ложбины. Насекомых там почти не было, и во влажном воздухе висела почти полная тишина.

И в этой глухой тишине Горохов услыхал негромкие, но отчётливые звуки: кто-то… под кем-то булькала вода справа от них…

– Миша! – уполномоченный застыл, вскинул винтовку и щёлкнул предохранителем.

Проводник, шедший в пяти шагах впереди, тоже замер и тоже поднял оружие. Так они простояли, наверно, целую минуту, но звуки не повторялись. А разглядеть что-либо через плотный туман тут было нельзя. Было тихо до жути, никакие звуки не проникали в эту туманную низину извне. Наконец Миша говорит Андрею Николаевичу, опуская оружие:

– Пойдём, Андрей.

И они снова бредут в воде, тащат к новому подъёму свои