«Свирепо предан тем, кого любит».

На следующий день Йен зашел в «Свинью и свисток», чтобы выпить пинту темного, о чем мечтал весь последний час, забивая гвозди в обветшавшую ограду паддока. Наверняка он сумел купить себе пропуск в рай, так много ему пришлось в последнее время работать. Правда, кузен викарий заверил, что это действует не совсем таким образом.

Он толкнул дверь паба и увидел Лэнсдауна, сидевшего в одиночестве и наслаждавшего чем-то, похожим на бифштекс, пирог с почками и пинту светлого. Лэнсдаун поднял голову, заметил Йена и поманил его к себе.

Йен выдвинул стул, привычно поднял руку. Полли почему-то не подошла к нему сразу, он повернул голову и поискал ее взглядом.

Нигде не увидел, зато его заметил Нед и, не задавая лишних вопросов, принес Йену пинту темного.

– Я даю Полли немножко свободного времени днем, капитан Эверси. Она выходит погулять, но вообще-то уже должна была вернуться.

– Я уверен, что она вернется с минуты на минуту, Нед. Она славная девушка.

Нед просиял.

– Да, это правда, правда.

Йен знал, что Полли Хоторн – просто сердце Неда. И снова задумался об опасностях любви. К кому угодно. То, что якобы наполняет жизнь смыслом, обладает при этом способностью уничтожить тебя. Особая ирония заключена в том, что вещь, придающая тебе сил, одновременно их лишает, превращая тебя в слабака. В общем и целом любовь, похоже, опаснее войны.

– Как идет дело, Эверси? – лаконично спросил Лэнсдаун.

– Потеем. Но скоро в доме викария будет новая крыша.

– Превосходно. Каждое здание заслуживает своей крыши.

Йен коротко рассмеялся.

Наступило молчание. Йен барабанил по столу пальцами, не зная, с чего начать.

– Что еще у тебя на уме? – вежливо спросил Лэнсдаун с некоторой суховатой насмешкой.

– Моя сестра… – Он замолчал, надеясь, что Лэнсдаун подхватит нить.

– …великолепна, – почти мрачно договорил Лэнсдаун.

Йен вскинул брови и стал ждать продолжения. Не дождался. И тогда решил идти напрямик:

– Ты по-прежнему так думаешь?

Лэнсдаун негромко засмеялся.

– А. Ты пришел, чтобы выяснить мои намерения, Эверси? Мне казалось, они бы уже должны быть совершенно ясны.

– И что, твои намерения остаются… неизменными? Несмотря на подарки, посланные в последнее время другой молодой женщине?

– Уж не намекаешь ли ты случайно на некоего белокурого ангела, сияющего теперь над Суссексом?

Боже правый, даже Лэнсдаун говорит о ней, как последний дурак!

Ангел! Йен сдержался и, как джентльмен, предпочел не перечислять ее тайные пороки.

Внезапно перед глазами явились непрошеные образы той обнаженной, нежной полоски светлой кожи между воротником ее платья и шляпкой, изящных острых лопаток, ясных глаз, смотрящих прямо на него, широко распахнувшихся, потрясенных, словно он ударил ее, когда потребовал объяснить, почему его мнение так для нее важно.

И снова ощутил тот странное желание защитить. Мощное и совершенно нелогичное.

Йен вдруг понял, что она становится неуклюжей и неловкой только рядом с ним.

Нет. Он сохранит ее секреты, хотя и не может объяснить, почему.

Лэнсдаун вздохнул.

– Это всего лишь цветы. Эверси. Честное слово, я не имел в виду ничего, кроме желания дать ей почувствовать, что в Пеннироял-Грин ей рады. Но… – Лэнсдаун откинулся на спинку стула, – …ты можешь себе представить, какой станет твоя жизнь, Эверси, если ты будешь каждое утро просыпаться рядом с ней? Встречать взгляд, полный восхищения, а не вызова? Открывать глаза рядом с бесхитростностью, очарованием, невинностью и этой мирной кра-сотой?

Йен едва не подавился. Это уже слишком. Бесхитростность? Мирная красота?

Он не сразу сумел ответить.

– Если ты вознамерился отказаться от Оливии ради того, чтобы ухаживать за мисс Дэнфорт, смотри, как бы тебя не затоптали, – произнес он. Очень осторожно.

Лэнсдаун едва заметно улыбнулся.

– Я знаю. – Голос его звучал очень искренне. В конце концов, это человек, сумевший найти подход к считавшемуся непроницаемым сердцу Оливии Эверси, добиться ее благосклонности, а все светское общество, заключая пари, теперь делало ставки на него. – А ты не собираешься присоединиться к толпе?

Йен коротко, безрадостно хохотнул.

– О нет. Скоро я поплыву к экзотическим портам и могу представить себе лишь нескольких женщин, которые согласились бы отправиться в подобное путешествие.

– Вот и славно. А что бы ты сделал, скажи я тебе, что решил отказаться от ухаживания? Бросить Оливию ради мисс Дэнфорт? Вызовешь меня на дуэль? И чего этим добьешься?

– Добьюсь прецедента, – задумчиво произнес Йен. – Если я застрелю тебя, вряд ли кому-нибудь еще захочется снова бросить Оливию.

Лэнсдаун коротко усмехнулся.

– Весьма вероятно.

Они немного помолчали. Йен мысленно умолял Лэнсдауна объясниться. Тот, конечно, не обязан, но ведь он человек чести.

– Дело вот в чем, – вздохнул Лэнсдаун, и его губы невесело искривились. – Я не знаю, полюбит ли меня Оливия хоть когда-нибудь. И все же… чем больше времени я с ней провожу, тем сильнее понимаю, что не могу без нее жить.

Лайону Редмонду сильно повезло, что он исчез, подумал Йен. Потому что появись тот сейчас здесь, он удушил бы его на месте. За Редмондом потянулось столько горя, и это горе захлестнуло людей вроде Лэнсдауна, вовсе его не заслуживающих.

– И все-таки… я часто думаю, что был бы счастлив, просто заслужив ее… уважение. И жить с этим до конца моих дней. Ради нее. Просто уважение со стороны Оливии Эверси стоит большего, чем любовь и преданность дюжины других женщин. Пока я не могу и дня без нее представить. И в мои намерения вовсе не входит – даю тебе слово чести – добиваться мисс Дэнфорт. Этот ответ успокоит твое беспокойство о сестре?

Он сказал все это прямо и откровенно.

И это было таким искренним признанием в любви, какого Йен даже вообразить не мог, и он ощутил стыд за то, что принудил к нему Лэнсдауна. Он почти пожалел его. Йена на мгновение охватил гнев на свою упрямую, исполненную гордыни сестру. Лэнсдаун – хороший человек, достойный человек и заслуживает большего, чем простое уважение. Вне всякого сомнения, сейчас характер Оливии мешает ей быть счастливой.

Но преданность Йена была навсегда отдана сестре.

Он коротко кивнул.

– Спасибо, Лэнсдаун, за то, что сказал мне это. Будь уверен, что все останется между нами. И приношу свои извинения, если оказался чересчур назойливым. Думаю, ты меня понимаешь.

– Понимаю. У меня тоже есть сестры.