Я до сих пор помню то чувство, когда кормила Маришку. Его нельзя сравнить ни с чем. Я так любила кормить свою малышку, взять ее на руки, прижать к груди и смотреть на то, как она торопливо обхватывает сосок и тянет молоко, смотря на меня своими огромными глазками. Именно тогда я поняла, что такое безграничная любовь к ребенку. Ни к одному мужчине я никогда не чувствовала ничего подобного и уверена, что не почувствую.

Пашу я не любила, Диму тоже, хотя его предательство и стало для меня настоящим ударом. Давид. С ним всё по-другому. Я не до конца осознаю, что чувствую, но это гораздо сильнее, чем то, что было с Димой и Пашей. С Давидом я чувствую себя в полной безопасности, он тот, кого я хочу быть рядом и в ком я уверена. Не знаю, откуда эта уверенность, но только сейчас я поняла, что верю ему буквально во всем. Не боюсь, что он поступит так же, как и Дима, зная, что этого никогда не будет.

— Вон, смотри, речка.

Давид тянет меня за руку к реке, и я едва поспеваю за ним. На самом деле я давно так не отдыхала: чтобы не думать ни о чем, не вспоминать о журналистах, не работать.

Внизу живота немного поднывает. Это привычные мне тренировочные схватки. О них меня уведомила гинеколог, потому что с Маришкой таких не было, а в последнее время подобные ощущения появляются довольно часто.

— Точно всё в порядке? — уточняет Давид. — Ты что-то неважно выглядишь.

— Да, просто ходить на последнем месяце беременности не так просто, — усмехаюсь. — Со мной всё в порядке.

Давид кивает и остаток прогулки мы проводим без вопросов о моем самочувствии. Он больше не спрашивает, как мое самочувствие, не интересуется тем, нормально ли всё. Когда мы уже возвращаемся домой, понимаю, что нормально далеко не всё. Внизу начинает тянуть сильнее и чаще, чем обычно. Я бы и не обратила внимание, но срок уже поджимает, что, если это уже не просто тренировочные схватки, а настоящие.

Уже дома я убеждаюсь в том, что они действительно настоящие. Внизу начинает болеть сильнее, поясницу ломит, и я хватаю Давида за руку. Он обеспокоенно смотрит на меня и вмиг меняется в лице.

— Что болит?

— Схватки, — одними губами произношу я и хватаюсь за низ живота.

— Твою мать! — выдает Давид и садит меня в машину.

Мы выруливаем из дачи почти сразу. Я держусь за низ живота и считаю интервал, а Давид, пытаясь контролировать эмоции и не превышать скорость, таки гонит машину на максимум. Уже когда мы подъезжаем к больнице, я расслабляюсь, да и воды еще не отошли, значит, волноваться не о чем.

Я вхожу в клинику и меня тут же передают доктору. Он осматривает меня и констатирует раскрытие шейки.

— Что, будем рожать? — спрашивает моя гинеколог и улыбается.

— Не рано? — уточняю я, и она лишь смеется.

— Пора уже, Мила. Ты с мужем?

Я лишь пожимаю плечами, потому что понятия не имею, захочет ли он быть рядом во время родов. Да и не уверена, что хочу его присутствия.

Когда меня проводят в палату, внутри расплывается неприятное чувство страха. По первым родам оно незнакомо мне, потому что страшно не было, а сейчас… я вспоминаю как было с Маришкой и боюсь. Боюсь, что будет слишком больно, что с малышом может что-то случиться. Осознаю, что именно Давида мне не хватает. Я хочу, чтобы он был рядом, держал меня за руку и подбадривал. Это лучшее, что он мог бы сделать для меня.

Достаю телефон, чтобы позвонить ему, но в этот момент он входит в палату. Я бросаюсь ему на шею и обнимаю так крепко, насколько того позволяет живот.

— Тебя пустили? — задаю совершенно глупый вопрос.

— Пустили, конечно. Доктор спросила, буду ли я присутствовать. Я кивнул, теперь поздно менять решение, — он улыбается и притягивает меня ближе, обнимая за поясницу. — Расскажешь мне, что нужно делать?

— Массируйте поясницу, — звучит из двери, и я моментально поворачиваю голову.

В дверях стоит моя докторша с большим мячом.

— Сюда садится, а вы помогаете. На курсах были?

Мы лишь мотаем головой. Она показывает, что и как нужно делать, как дышать, хотя большую часть я и так знаю по первым родам. Все время стараюсь вести себя хорошо, не кричать, не нервничать и сжимать руку Давида. Он кажется намного уверенней, чем я. Видно, что волнуется, но не боится, заряжая меня своим оптимизмом.

С каждым часом темп схваток усиливается, и я понимаю, что рожать очень скоро. Как бы я не готовилась, это невозможно сделать. Мне все равно как-то не по себе. Немного страшно и трудно одновременно. Я хочу, чтобы все закончилось и вместе с тем желаю вернуть время назад и спокойно гулять у речки, держась за живот.

Несмотря на страх, роды проходят быстро, хотя я и едва держу себя в руках и все делаю правильно. На самом деле от боли хочется кричать, но рядом Давид, а я сильная. Я нужна своему малышу, которому тоже нелегко. Последняя схватка, и я слышу крик Кирилла. Со слезами на глазах, смотрю на крошечное счастье. Давид, кажется, и вовсе шокирован. Он смотрит на малыша, легонько касается его лобика пальцами.

— Он прекрасен, — произносит Давид и целует меня.

Эта немая благодарность просачивается под кожу, я обессилено улыбаюсь и жду, пока Давид с малышом уйдут. Пока мне оказывают всю необходимую помощь, я думаю лишь о том, что поскорее хочу увидеть их и приложить малыша к груди, чтобы покормить. Мой организм нуждается в этом. А еще я думаю, что пора сообщить Маришке о том, что у нее родился братик.

Домой меня выписывают не сразу. Из-за небольших осложнений мне приходится провести в больнице десять дней. Впрочем, благодаря хорошему уходу и условиям в больнице, это время проходит пусть и не незаметно, но гораздо легче, чем было бы в других условиях.

После выписки Давид торжественно забирает меня из роддома, берет сына на руки и несет его к машине, не забыв при этом подарить мне цветы и поцеловать. Почему-то именно в этот момент внутри меня теплится уверенность в том, что у нас всё будет хорошо.

— Я волновался, — произносит Давид по пути домой. — Когда мне сказали об осложнениях, я и не знал, что думать.

— Всё уже хорошо, — я улыбаюсь и беру Давида за руку, все еще не веря в то, что обрела свое счастье. — Как Маришка и Глеб?

Дочка приезжала ко мне пару раз, Глеб был только один раз, правда, он был каким-то расстроенным и хмурым, и я так и не поняла, почему он такой. Рассказывать мне что-то он не спешит, сколько бы я не пыталась у него расспросить, а настаивать я не хотела. Вообще Глеб очень скрытный парень, и я удивляюсь тому, что он хоть что-то рассказывает Давиду.

— Маришка ждет вашей выписки, а Глеб… это Глеб, — заканчивает Давид и пожимает плечами.

— С ним сложно, да?

— В последнее время очень. Я перестаю его узнавать, — признается муж. — Он стал скрытным, может гулять до утра, чего раньше не замечал, а еще вождение в нетрезвом состоянии. Не помню, чтобы он когда-то садился за руль пьяным. Если так будет и дальше, придется отбирать у него машину.