По организованной преступности в крае периодически наносились чувствительные удары: за 1933 г. было ликвидировано 150 банд, к уголовной ответственности привлечено 809 участников, из которых 294 получили высшую меру наказания. За первый квартал 1934 г. милиция пресекла деятельность 104 банд с 418 участниками, а всего за 1934-й удалось ликвидировать 269 «бандитско-грабительских групп» с числом участников 1.010 чел., у которых изъяли 298 винтовок, 805 револьверов и 983 охотничьих ружья. За первые шесть месяцев 1934 г. тройка ОГПУ осудила по делам о бандитизме 176 чел. к расстрелу, а 251 — к заключению в лагеря. Помимо тройки (то есть уже в общесудебном порядке) за 1934 г. по делам о бандитизме и разбое в Запсибкрае было приговорено к высшей мере наказания 85 преступников.

Охраняя урожай, милиция к середине ноября 1934 г. завела 5.408 дел на расхитителей колхозного хлеба, по которых оказалось привлечено 8.601 чел. (из них, правда, арестовали меньшую часть — 1.704). Самого хлеба изъяли 127,3 тонны. У спекулянтов за 1934 г. изъяли 92,4 тонны зерна, 94 тонны муки и 7,8 тонны печёного хлеба[115]. Документы также говорят, что милиционеры не только активно помогали чекистам в арестах и допросах, но также нередко участвовали в расстрелах осуждённых за общеуголовные и политические преступления.

Чекисты подчас — наряду с колхозниками, бригадирами, директорами совхозов и МТС — становились жертвами больших сельскохозяйственных кампаний, шедших под лозунгами максимальной выкачки хлеба. В случае провала хлебозаготовок местные руководители исправно исключались из партии, нередко отправляясь за решётку.

Начальник Угловского райаппарата ОГПУ М. А. Моргунов в феврале 1933 г. был исключён из партии и затем осуждён на три года лагерей за укрытие (вместе с работниками этого алтайского района) от сдачи государству 170 цнт зерна. Отсидев 16 месяцев, Моргунов вышел на свободу и был принят в систему Сиблага. В июне 1933 г. райуполномоченный ОГПУ по Муромцевскому району Марыгин обвинялся по делу о разбазаривании хлеба. В декабре 1933 г. крайКК ВКП (б) поручила партколлегии привлечь райуполномоченного ОГПУ В. Д. Василевича и других ответработников Чулымского района к ответственности за махинации с хлебозаготовками, бесхозяйственность и незаконные поборы с колхозников [116].

Но самым ярким примером здесь может служить судьба самого Н. Н. Алексеева, которого осенью 1934 г. сделали крайним за проблемы в хлебозаготовках. Их трудности, связанные с затяжными дождями, центральные власти свалили на кулацких вредителей, не разоблачённых чекистами. Ни служебная активность, ни неформальные связи с руководством края ничем не смогли помочь видному чекисту, совершенно неожиданно для себя попавшего во вторую по счёту опалу.

Казалось бы, аппарат Алексеева демонстрировал подходящую чекистскую хватку: с 1 января по 3 августа 1934 г. управлением НКВД была ликвидирована 301 контрреволюционная группировка с 1.875 участниками, изъято 300 «антисоветских одиночек». В 1934 г. тройка при полпредстве ОГПУ не получала из центра полномочий расстреливать осуждённых. За первое полугодие она осудила по политическим делам «только» 3.202 чел. (арестовано же органами ОГПУ Запсибкрая было с 1 января по 10 июля 1934 г. 7.818 чел.)[117].

Однако сохранение весьма высокого уровня репрессий совершенно не помогло начальнику УНКВД. А ведь чекисты старались как могли. Например, в сентябре 1934 г. оперативником 2-го отделения СПО УНКВД ЗСК Я. С. Турчаниновым было сфабриковано дело повстанческой организации «Союза освобождения угнетённых и порабощённых крестьян и рабочих», выступавшей за установление демократической республики. По этому делу на Алтае был осуждён 41 чел., из которых девятерых расстреляли по приговору спецколлегии крайсуда от 7 октября 1934 г.

Грубо атакованные в «Правде» по указанию Сталина, перепуганные власти края толику своего гнева обратили против органов НКВД, «проспавших» саботаж. Так, козлом отпущения стал О. С. Стильве — начальник Анжеро-Судженского горотдела НКВД. 19 сентября 1934 г. бюро Запсибкрайкома ВКП (б) предложило Алексееву арестовать Стильве на 10 суток с последующим переводом на нижестоящую работу за допущение единоличниками саботажа хлебозаготовок в районе[118].

Краевые власти разобрались с чекистами местного масштаба, союзные — с самим начальником краевого УНКВД. В письме Сталину Генрих Ягода в сентябре 1934 г. писал, что, выполняя указания вождя, выслал две группы оперработников — в Ленинград и Западную Сибирь. Работу начальника ЛенУНКВД Филиппа Медведя проверял начальник Экономического отдела ГУГБ Л. Г. Миронов, Николая Алексеева — заместитель Ягоды Г. Е. Прокофьев. Ознакомившись с материалами проверок, нарком сделал вывод о том, что ни Алексеев, ни Медведь «абсолютно не способны руководить нашей работой в новых условиях и обеспечить тот резкий поворот в методах работы по управлению государственной безопасностью, который сейчас необходим».

Ягода обвинил чекистских начальников в том, что они не перестроили аппарата агентуры и собственно следственной работы в соответствии с директивами ЦК ВКП (б) и приказами НКВД: «Алексеев преступно проспал явление саботажа хлебопоставок в крае и не только не повёл борьбы с кулацкими саботажниками, но даже не сигнализировал об этом, так как не видел того, что происходит… фактически безобразно ослабил борьбу с контрреволюцией». Ягода просил санкции снять Алексеева и Медведя, упирая на то, что «решительный удар по виновникам… подтянет остальных начальников краевых и областных управлений», и опубликовать причины снятия в приказе. Нарком желал продемонстрировать остальным региональным начальникам, что грозит тем, кто допустит срыв важнейших хозяйственных кампаний.

Ягода планировал заменить Ф. Д. Медведя на Л. М. Заковского, а Алексеева — на В.А. Каруцкого, «который значительно выше Алексеева, является талантливым оперативным работником и имеет большой опыт». Ягода в конце своего письма подобострастно указывал: «Если Вы найдёте мои предложения правильными, я их поставлю на разрешение. Очень прошу сообщить Ваше мнение» [119]. Но Сталин не торопился с решением судьбы Алексеева и Медведя до самого 1 декабря, когда был убит Киров. Ягоду, возможно, это письмо в тот момент спасло — получалось, что вождь сам виноват в том, что не убрал Медведя из Ленинграда. Заодно с Медведем «полетел» с должности и Алексеев.