На следующий день немецкий стрелок не появился, не беспокоил он роту и в последующие два дня. Стало понятно, пуля Кузенбаева попала в цель.

Старший лейтенант Ковальчук сдержал свое слово и написал представление о досрочном снятии судимости и награждении разведчиков медалями. Кузенбаеву он объявил личную благодарность, а комбат обещал ходатайствовать о направлении его для обучения в снайперскую школу, чему Аманжол был несказанно рад.

Разведчики жили ожиданием дня, когда они смогут покинуть штрафную роту, но для некоторых из них все сложилось иначе…

На третий день после охоты за снайпером Ковальчук вызвал Афанасьева к себе в землянку. Командир роты встретил разведчика в веселом расположении духа; сегодня он получил письмо от жены, которая написала, что все живы и здоровы. Потирая руки, Ковальчук спросил:

– Ну как, старшина, настроение?

– Нормально. Ребята ждут, что начальство решит насчет снятия судимости.

– Я думаю, ответ будет положительным, а пока тебе, старшина, предстоит выполнить важное задание, – лицо Ковальчука стало серьезным. – Сам знаешь, линия фронта у нас не сплошная, а поэтому надо таким положением дел пользоваться. Короче, ты помнишь место, левее участка обороны нашего батальона, где ты прошлый раз с полковыми разведчиками гражданского человека в тыл к немцам провожал?

– Помню.

– Так вот. Ты тогда был за старшего, тебе и сейчас карты в руки. Приказ такой: сопроводить диверсионную группу, без шума вывести ее в тыл немцев и благополучно вернуться назад, а заодно поглядишь, что у немцев и как. Лишние сведения о противнике нам никогда не помешают. И еще. С партизанами никому не разговаривать, вопросов не задавать. Ты общаешься напрямую со старшим группы. Понятно?

– Так точно. Кто идет со мной?

– Комбат сказал, пусть берет, кого хочет.

Афанасьев ответил, не раздумывая:

– Я бы своих ребят взял, из штрафников.

– Штрафников?! Сопровождать диверсионную группу в тыл врага! Ты что, старшина, рехнулся?! Знаешь, что нам за это может быть? Ты в них уверен?

– Уверен. Ребята надежные. Большинство комсомольцы. Я был с ними в разведке, а вы, товарищ старший лейтенант, сами писали на них представление о досрочном снятии судимости и награждении медалями. Я готов нести полную ответственность.

Старший лейтенант хмыкнул, сурово посмотрел на старшину.

– Не боишься? В случае чего по головке не погладят, можешь и партбилета, и звания лишиться, а то и жизни.

– Не боюсь. Каждый день под смертью ходим.

В голосе Афанасьева слышалась уверенность и твердость. Ковальчук задумался, после короткой паузы сказал:

– Оно верно, только если бы все было так просто. Отвечать не только тебе одному придется… Надо обсудить твое предложение с комбатом и комиссаром.

* * *

Ночь выдалась темной, безлунной. Тучи с вечера заволокли небо. Время от времени срывался мелкий моросящий дождь. Лишь один раз, перед выходом разведчиков и группы партизан, луна на короткое время показала свой лик, но и этого времени Селиванову и Вострецову хватило, чтобы узнать среди диверсантов Ксению и Бадму. Гришка бросил взгляд на Николая. Лицо Селиванова показалось ему бледным. Был ли тому виной лунный свет или переживания, Гришка не знал, но в этот момент ему до боли стало жалко товарища. Ему вспомнилась Маша. Защемило сердце. Ах, если бы он мог, хотя бы вот так, как Николай на Ксению, посмотреть на нее, но он мог видеть Машу только во сне и на фотографии, которая всегда была с ним в кармане гимнастерки. Со времени ареста они так и не увиделись, да и увидятся ли когда-то еще? Нужен ли он ей после того, что произошло? Гришка решил твердо: «Пока не искуплю вину и не вернусь в обычную часть, писать Маше не буду».

Ксения тоже узнала их. Гришка видел ее растерянный взгляд, видел, как она, не отрываясь, смотрит на Николая. Приказ выдвигаться прервал их короткое, случайное и молчаливое свидание. Многое ли они успели сказать глазами? Многое ли поняли? Гришка помнил, как им перед курсантами разведшколы зачитывали приказ о наказании. Помнил, как они опускали головы и прятали глаза от взглядов товарищей, а ведь еще недавно они стояли перед ними гордые тем, что их наградили и присвоили звания. Но как после этого было стыдно смотреть в лицо майору Доброву, командирам-преподавателям, курсантам, Черняховскому, Бадме, Ксении. Помнил, как переживал Николай, и понимал, что ему вдвойне тяжелее подвергаться позору перед любимой девушкой. Он знал, Селиванова и сейчас мучил вопрос, что она думает о нем? Но что бы они ни думали, в данное время стоило выбросить лишние мысли из головы, ведь предстояло выполнить задание, пересечь нейтральную линию. И Ксения, и Николай были разведчиками и понимали, что не имеют права подвести товарищей.

Первым поползли старшина Афанасьев, Селиванов и Вострецов. Им предстояло вести за собой группу партизан и прикрыть их в случае опасности. Пробирались ползком и перебежками. Ничейную землю миновали без происшествий. Время от времени то справа, то слева в небо взлетали осветительные ракеты, один раз вдалеке прозвучала короткая пулеметная очередь. Тогда пришлось затаиться, но теперь можно было встать. Предстояло поскорее покинуть передовую линию немцев и увести диверсионную группу в тыл. Шли след в след. Каждый держал под контролем свой сектор обзора, готовый к любым неожиданностям. Селиванов, как и другие, вглядывался в темноту и боролся с желанием обернуться и увидеть Ксению. Это стало возможным, когда оказались в тылу противника и остановились в камышовых зарослях небольшого озерца – остатка пересохшего ерика. Старший группы подошел, крепко пожал руку Афанасьеву.

– Спасибо, разведка. Желаю вам добраться назад без происшествий.

– И вам вернуться. Вы ведите группу через камыш, а мы след дальше продолжим и повернем к нашим позициям…

Кто-то тронул Селиванова за локоть. Николай обернулся. Перед ним стоял Бадма. Калмык протянул руку.

– Ну, здравствуй, десантник.

Селиванов пожал протянутую ладонь.

– Здорово, Бадма.

– Тут с тобой еще кое-кто хочет поздороваться. – Бадма шагнул в сторону, к стоящему рядом Вострецову. Перед Николаем оказалась Ксения. За спиной вещмешок, снайперская винтовка. У Николая от неожиданности пересохло в горле.

– Ксения! – выдавил он.

Девушка уткнулась ему в грудь. Селиванов хотел ее обнять, но услышал голос командира диверсионной группы:

– Бадма, строй отряд. Выдвигаемся.

Бадма подошел, тронул Ксению за плечо.

– Пора. – Селиванову на прощание бросил: – Бывай, Николай.

– До встречи.

Ксения оторвалась от его груди, поцеловала в щеку, прошептала:

– Береги себя.

Селиванов вымолвил:

– И ты.