Михайлович? Это Кузина! А-а, вы уже знаете? Да, Белов ушёл. Бросил машину на трассе – и прямиком в лес. Паспорт у него изъяли, но это старый паспорт. Да, он заявлял об утрате. Возвращаться? А как же «ауди»? Ага, понятно!

Алина бросила телефон на колени и повернулась к Юре:

– Полный карачун, Карачун! Панкратов приказал возвращаться. Говорит, машину и без нас досмотрят местные полицейские. Дмитрий Михалыч велел завтра с утра прибыть на служебное совещание.

– А может, мы нарушим приказ? Где наша не пропадала, – засомневался Юра, поглядывая на обледеневший асфальт.

– Карачун, у тебя совесть проснулась? – усмехнулась Алина. – Ты же домой рвался?

– А ты на баррикады собралась? Работу работать надо, а не баррикады строить, – задумчиво пробормотал Карачун, настолько задумчиво, что Алина с трудом его расслышала.

Сначала хотела обидеться, но передумала. Юра был прав. У парня железная логика. С этим придётся согласиться.

– Ты хочешь машину досмотреть?

Алина достала термос и бутерброды. С тех пор как в её жизни появился ребёнок, она приучила себя держать в машине запас еды. На всякий случай. Именно этот оказался всяким. Еда пригодилась. Она протянула Карачуну кусок сыра.

– Нет, машину могут досмотреть местные. Сегодня холодно, думаю, минус пятнадцать. Белов долго в лесу не просидит. Скоро выйдет. На трассе мы его и возьмём. Тёпленького.

– Отлично! Только не тёпленького, а отмороженного. Белов намёрзнется в лесу, и сам упадёт в наши объятия, – обрадовалась Алина. – Значит, мы остаёмся?

– Только бы знать, где он выйдет. Включи маршрутизатор. В каком месте он вошёл в лес?

– По рации огласили, что на развилке. Вот здесь. – Алина нашла на карте развилку и ткнула пальцем.

– За это время он далеко ушёл. И где выйдет – одному богу известно.

– А-а, смотри, к нам какой-то капитан бежит! Это из местных. По повадкам вижу.

Карачун бросил остаток сыра в окно и выскочил на дорогу:

– Приветствую, капитан! Всё бегаем?

Юра пожал руку коренастому мужчине в форменном обмундировании. Чёрная куртка словно слилась с крепким мускулистым телом. Карачун почувствовал озноб. На трассе жестоко продувало сквозным ветром.

– Бегаем, ядрёна-матрёна! – воскликнул капитан и дёрнул носом.

Как выяснилось немного позже, дёргать носом было самой любимой привычкой бравого полицейского.

– Где вы его потеряли? – Карачун протянул карту. Капитан ткнул пальцем – на развилке.

– Там болото, даже зимой не замерзает, дальше река. Думаю, провалился ваш Белов в болото, ядрёна-матрёна! А чего вы так всполыхнулись? Он что, мокрушник? Я не в курсах, только что с места происшествия прибыл. У нас в Волхове четвёрное убийство. Представляете, четыре обгорелых трупа. Такие симпатичные ребята, чёрненькие, как негры, извиняюсь, афроамериканцы! Группа уже работает, а меня сюда отправили. От меня сильно шмонит?

– Нет, не шмонит, немного горелым тянет, и наш клиент не мокрушник, – слегка сник Карачун, – мы из мошеннического отдела. За мокрушниками пусть другие гоняются.

– А-а, – разочарованно протянул капитан, – то-то в установке приметы стёртые. Может, он и не ваш совсем Белов этот?

Они стояли на середине дороги и всё больше раздражались друг на друга. Оба хотели в дом, в тепло, поспеть к ужину. Карачуна ждала мать, а капитану разъярённая жена уже часа два рассылала эсэмэски с руганью. Двое стояли на шоссе и думали, успев, впрочем, принять решение, и разговаривая только глазами, и молча соглашаясь, что напрасно тратят драгоценное время на пустое занятие. Гоняться за призраком в озверевший мороз горячего желания не было ни у того, ни у другого. Едва они молча сговорились бросить всё и поехать по домам, как из машины пробкой вылетела Алина.

– Юра, кончай байки травить! Айда в лес!

Карачун обомлел. Он совершенно забыл о существовании Алины. Пока они с капитаном вели безмолвный диалог, произошёл тектонический сдвиг. Для мужчин на время исчезла вторая половина человечества в виде лейтенанта полиции Кузиной; в их головах она существовала только в виртуальном пространстве. Всеми мыслями мужчины стремились успеть к дымящемуся очагу, напрочь забыв о служебном долге. Карачун встряхнулся, как мокрый пёс после дождя. Ведь он первым предложил нарушить приказ Панкратова, подбив на нарушение дисциплинированную Алину.

– Алина, надо подумать, – нерешительно протянул Карачун, ускользая взглядом от цепких глаз капитана.

– Капитан Соколов! – бойко отрапортовал полицейский и чуть смущённо добавил: – Виталий Андреевич, прошу любить и жаловать!

И в этом месте Карачун чуть не съездил капитану по шее. От бравого Соколова не осталось ни одного штриха. Перед Алиной красовался гордый фазан с пышным и цветистым хвостом.

«У-у, скотина, распустил перья!» – вскипел Карачун и слегка подтолкнул Алину, чтобы та тоже не расслаблялась.

Как-никак на службе, а не на танцах в сельском доме культуры. Глазками стреляет, прямиком в капитанову душу метит. С одного выстрела хочет попасть в «яблочко». А там жена и дети малые.

– Может, вернёмся? – оборвал немые диалоги Карачун. – Ты же любишь устав?

– Устав люблю больше жизни, – покраснела Алина, смущённо отводя взгляд от симпатичного капитана. – Но я уже настроилась на прогулку в лесу. Бог с ним, с Панкратовым. Как хорошо побродить по лесным сугробам в ночное время. Так ведь, капитан Соколов?

– Так точно! – взбодрился Соколов, забыв на время про грозные женины эсэмэски.

– Вот видишь, Юра, коллега готов к нам присоединиться!

Все трое застыли на трассе, и каждый не хотел признаваться, что они затеяли большую коллективную глупость. Вдалеке урчали моторы, визжали тормоза, слышались возгласы, но всё это было за гранью реальности. Действовать нужно было здесь и сейчас. И каждый хотел, чтобы решение приняли вместо него. Все трое не хотели признаваться в слабости. Карачун и капитан с надеждой посмотрели на Алину. Вдруг она что-нибудь придумает? Женщины бывают достаточно ловки на разные выдумки. Нет. Эта стоит на своём. Хочет доказать себе и всем, что она сильнее, выше и могущественнее, чем остальные. Они ещё не стряхнули с себя тягостные размышления, а Алина уже брела по лесу. Стоит теперь по пояс в сугробе и машет рукой: идите, мол, ко мне, а то я застряну в вечных снегах.

– А вы быстро согнали оцепление! – сквозь зубы бросил Карачун.

– Да какое там оцепление! По два человека на километр, поздно уже; кого собрали, тех и выгнали на мороз, а остальные по четверной мокрухе работают, – махнул рукой капитан, мысленно кляня себя за опрометчивость.

Не стоило подходить к этим сумасшедшим, надо было подогнать сержанта. Соколов проглотил слюну. Жена перестала слать сообщения. Телефон молчит, как зарезанный. Ужин накрылся. Все кастрюли вместе с содержимым жена вывалила в мусорное ведро. Она часто совершает немотивированные поступки.

С включёнными телефонами, освещая путь тусклыми огоньками, они разбрелись по лесу, изредка перекликаясь,