Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я на минутку. Вернусь, покормишь.
Белов накинул куртку, помогая длинной ложкой, сунул ноги в узкие туфли. Холодно на улице, Олеся права. Надо что-нибудь потеплее надеть, но так не хочется возиться с обувью.
Неслышно ступая, Олег спустился по лестнице. На подоконнике прикорнули двое влюблённых. Белов позавидовал молодым. Всё бы отдал: деньги, машины, женщин – лишь бы вернуться в молодость, чтобы вот так, легко и свободно пригреться у кого-нибудь на груди. Присмотревшись, понял, что не на груди – девушка примостилась у парня на коленях, а он положил руку ей на голову, и оба спят, как младенцы. Зависть долго грызла нутро. Никто из женщин не любил Олега бескорыстно. Никогда. Только за деньги. Почему так случилось?
Белов рывком открыл машину. И тут же похолодел: дверцу кто-то бережно поддержал с другой стороны. Олег дёрнул ещё раз и понял, что прокололся. Дверь держал парень с подоконника – тот самый, с закрытыми глазами, изображающий из себя спящего влюблённого. А на самом деле он не спал, и это была засада. Они пасли его, а он расслабился.
Белов прикрыл на миг глаза и сосредоточился, оценивая положение. Кроме этой парочки, вокруг ни души. Эти двое похожи на сумасшедших. С ними-то он справится. Белов сунул руку в карман и выхватил нож. С холодным оружием Олег вытворял чудеса ещё в детстве. Все ему завидовали. Никто лучше Олега не играл в ножички. Белов спокойно мог обкидать ножами человека по контуру. Если, разумеется, находились желающие.
– Юра! Стреляй! – завопила Кузина откуда-то сбоку.
Карачун схватился за кобуру, подёргал – опять заело в сцеплении; рука на миг завязла, исправляя зацепку. Кузина охнула: эта чёртова кобура испортит финал. Карачун слишком долго возится! Алина следила за рукой с ножом. Она успеет, успеет, успеет… и, выхватив пистолет, выстрелила в Белова. Целилась в руку с ножом – попала в плечо. Мысленно похвалила себя за отличный выстрел. Так бы на стрельбище стрелять! Боковым зрением отметила, что Белов успел всадить нож Карачуну в пах. Юра медленно осел на припорошенный снежком асфальт. Кузина подскочила к Белову, круговым движением замкнула наручник, со вторым пришлось помучиться, Олег сопротивлялся. Она прижала его к машине, впихивая в салон, как ненужную груду барахла.
– А-а, ловчиха человеков, – усмехнулся Белов, морщась от тесно стиснутых наручников, – что, сбылась мечта идиотки? Тебе человека убить, что мне сигаретку покурить. Ты не женщина.
– Молчи, клоун!
Кузина бросила жилистое тело Белова на сиденье и сомкнула вторые наручники у него на ногах. Сдавила, проверяя, не сбросит ли оковы потенциальный арестант.
– Конституционные права нарушаешь, ловчиха! – крикнул Белов, дрыгая ногами: ему неудобно было лежать полубоком.
– Разберёмся с твоими правами, – прошипела Кузина, – потерпи, придёт твоё время. Ещё насидишься в камере.
– Не дождёшься, правдолюбка! Я за собой остальных потяну паровозом.
– Вряд ли, Белов. Не потянуть тебе такую махину. Сядешь один. Деньги изымем. А Панкратова уволят. Поверь мне!
– А-а, думаешь, ты справишься?
– Уже! Справилась.
Закончив с Беловым, Алина наклонилась над Карачуном. Юра держал руку на рукоятке ножа и что-то шептал. Кузина прислушалась:
– Алинка, я скоро умру! Я хочу тебе сказать на прощанье, что я тебя любил. А ты меня не поняла. Думала, что найдёшь себе лучше.
– Да ничего я не думала! Замолчи, Карачун! Глупости болтаешь. Ты не умрёшь. Я сейчас перевяжу рану, и кровотечение остановится. Умирают от потери крови. А ты не умрёшь. Нет, не умрёшь. Ты хочешь, чтобы я за тебя отписывалась? Рапорта писала? Не дождёшься. Стой, молчи, лежи, не шипи!
– Мне по гороскопу вечером предстоит любовное свидание в домашней обстановке, а вместо этого, видишь, что случилось, – прошептал Карачун и затих.
Кузина стащила с шеи шарф, достала из кармана джинсов салфетки. Немного подумав, вытащила нож из тела напарника. Она знала, что нельзя трогать нож до приезда «скорой», но когда она ещё приедет, эта «скорая»? Туго стянула шарфом окровавленную рану, брезгливо морщась от соприкосновения с тёплой липкой жидкостью.
– А я же хотел на тебе жениться! А тебе Белов нравился. И гороскоп меня обманул… – зашептал очнувшийся Карачун.
– Уже разонравился. У Белова нутро гнилое. А ты не волнуйся! Гороскоп никогда не обманывает. А «скорая» скоро приедет. И ты успеешь жениться. И на свидание успеешь.
– На тебе? С тобой?
– Юра! Молчи. Тебе нельзя волноваться. Ты дыши, но медленно, и не разговаривай.
Кузина посмотрела в салон машины и встретилась взглядом с Беловым, отпрянув, тяжело выдохнула. Олег Вадимович смеялся. Смеялся над ней. Над ситуацией. Над собой.
– Прикрой мне ноги, ловчиха! Замёрз я.
– Терпи, Белов, скоро наши приедут. Мамышев и Хасанов уже в пути. Уж они тебя отогреют.
Алина сняла куртку и просунула под Юру. Карачун открыл глаза.
– Ты что? Не надо. Простудишься, холодно же.
– А ты и впрямь меня любишь, – улыбнулась Алина, вспоминая мамины слова, что после зимнего солнцестояния начнется новая жизнь. Только когда она начнётся, эта новая жизнь? С этой минуты, наверное? Итак, отсчёт пошёл. И всё же, какой печальный карачун в этом году.
24 марта 2017 года