что это за писанина, Фёдор не стал, испугавшись, что, если наклонится, рухнет головой в унитаз. Он смыл воду и неожиданно вспомнил, что его бывшая, но единственная, разлюбленная, но не забытая жена месяц назад умерла. Или это тоже привиделось ему в бредовом, похмельном сне? А что не привиделось?

Фёдор вышел из туалета, прижался спиной к двери с латунной фигуркой писающего мальчика и окликнул Инну. Голосом пьяницы и труса. Звучал он особым образом – чуть визгливо, неуверенно, жалобно. Но Инна мгновенно откликнулась на этот мерзкий голос.

– Я в ванной, – раздалось из-за соседней двери.

Булькнула вода, будто в подтверждение.

Фёдор дернул ручку. Дверь оказалась заперта.

– Подожди, я скоро выйду.

Он продолжил дергать.

– Впусти меня.

– Собакин, ты меня слышал? Жди.

На кухне он долго пил из крана воду с запахом болота, трясясь, чувствуя себя мокрой мышью, которую безжалостные коты загнали в угол. От невыносимого ужаса и убийственной тошноты, казалось, спасет только водка. Без особой надежды Фёдор обыскал шкафчики, заглянул в холодильник. Нашел лишь сломанную сигарету в дальнем углу подоконника, оторвал лишнее и прикурил от зажигалки с длинным хоботком, предназначенной для газовой плиты. Знал, что это ошибка, но ничего не мог с собой поделать. После первой затяжки голова поплыла, полетела куда-то за окно. Фёдор рухнул на стул, сидел с тлеющей между пальцев сигаретой, не решаясь сделать вторую затяжку, потом кинул окурок в мойку.

Хотелось выблевать всего себя.

Из ванной вышла Инна в махровом красном халате, с полотенцем, намотанным на волосы.

– Проснулся? – спросила она.

– Да.

– Как ты себя чувствуешь?

– Плохо.

– Пройдет. Еще будешь спать?

– Я боюсь.

Она села напротив, подперла кулачком щеку.

– Все пройдет.

Фёдор в ответ передернулся.

– Зря курил, – сказала Инна.

– Я не знаю, что мне делать, – ответил он.

Все тем же мерзким голосом.

– У меня есть план, – сказала она. – Я сейчас вернусь, подожди.

– Куда же я денусь?

– От тебя можно всего ожидать. В окно сбежишь, например.

Она ушла в комнату. Он и правда выглянул в окно, будто ища там спасения. Сквозь мутную небесную пелену светило блеклое солнце. По набережной вышагивали двое забулдыг с коричневыми бутылками пива. Захотелось пойти с ними, пить и безысходно смеяться. Никогда не вернуться назад. Забыть себя. Сгинуть. Фёдор даже привстал, но нахлынувшая дурнота усадила его на место.

Вернулась Инна в черном обтягивающем платье. Фёдор удивился, почувствовав возбуждение, пусть и слабое. Она, конечно, сразу это поняла, сев и закинув ногу на ногу, посмотрела насмешливо.

– План такой, – сказала Инна. – Сначала ты все-таки сострижешь ногти и сбреешь эту мерзкую бороду. С ней ты на бомжа похож.

– Я не смогу сейчас, – ответил Фёдор и показал руки.

Они не дрожали, но сил в них не осталось.

– Обслужить тебя? – спросила Инна.

7

Она не шутила. Принесла кусачки и обрезала ему ногти на руках. Фёдору казалось, что Инна в отместку за все выходки отхватит кусочек пальца. Но Инна была аккуратна и нежна.

– Не верится даже, что ты здесь, – сказал он.

– Мне, представь, тоже, – ответила она.

Потом она брила ему триммером бороду, а он глядел на свои распухшие и красные руки запойного алкаша. Вспомнил последний сон.

– Мне снилось, что какой-то человек мне голову бреет.

– Что, побрить тебе и голову?

– Он еще стихи читал.

– Стихи я тебе читать не буду.

– Я ваш ангел. Я отец. Я его жестокость знаю. Смерть моя уже близка, – вспомнил Фёдор. – Откуда это? Я сам сочинил во сне?

– Александр Введенский тебя опередил.

– Не помню.

– Я раньше увлекалась обэриутами, – сказала Инна. – Между прочим, тут неподалеку жил Константин Вагинов. Хотя он не был обэриутом. Просто дружил с ними. И кокаин любил. Мандельштам им восхищался.

– Кокаином?

– Вагиновым.

– Жаль, я не Вагинов. Тут тебе и кокаин, и восхищение Мандельштама.

– Тебе это не нужно. Ты и так хороший писатель.

– Что-то я стал сомневаться.

– Не выделывайся, – отмахнулась Инна. – Самому-то приятно такое слышать.

– Может, я сдулся?

– Скоро выясним.

Закончив бритье, она погладила ему щеки теплыми ладонями.

– Вот, так лучше.

Фёдор положил руки ей на ягодицы и тихонько сжал.

– Ну уж забудь! – сказала она. – Сначала сдашь анализы в КВД.

– Зачем?

– Он еще спрашивает!

Инна резковато высвободилась, села напротив.

– Ты почти месяц не пойми где пропадал.

– У меня ни с кем ничего не было, – сказал Фёдор.

Он вдруг вспомнил проститутку – как же ее звали? – и голос прозвучал уверенно.

– Мне нужно убедиться. К тому же ты говорил, что не помнишь ничего.

– Это бы я запомнил.

– Ну ага! Так я и поверила! Тут помню, тут не помню? Не смеши! И спать, пока не сдашь анализы, мы будем в разных комнатах.

– Ладно. Только у меня денег нет. Меня обокрали.

– Ничего, я разорюсь. Сделаю тебе подарок. И себе.

– Когда?

– Завтра.

– Я себя еще плохо чувствую.

– К утру пройдет. Ну а не пройдет, потерпишь. Потерпишь? Сколько я терпела из-за тебя.

– Потерплю.

– И вот еще…

Она ушла и вернулась с его смартфоном.

– Я зарядила.

– Спасибо. Только звонить никому не хочу. Да и некому.

– И не и нужно. Скажи пин-код.

– Зачем?

Инна посмотрела на него исподлобья. Ответила как будто терпеливо, но немножко сквозь зубы:

– Хочу проверить кое-что.

– Пин-код – твой день рождения, – пожал плечами Фёдор.

– Правда? – Она разжала зубы.

– Проверь.

Опустив глаза к экрану, она ввела пин-код, чуть рассеянно села и сосредоточилась на смартфоне. Фёдор ждал. Дурнота еще не прошла, но снова хотелось курить. И выпить. Выпить хотелось так сильно, что немели руки и ноги.

«Теперь это никогда не пройдет», – подумал он отрешенно.

Инна подняла на него враждебный взгляд, будто прочитав мысли. Фёдор через силу улыбнулся. Она снова опустила глаза.

– А школа? – спросил он. – Ты уволилась?

– Помолчи, пожалуйста. Не отвлекай.

Он представил, как откусывает себе язык и выплевывает ей под ноги. Может быть, такой поступок смог бы искупить его грехи перед ней? Хотя грехов было не так уж и много. И спустя минут двадцать Инна в этом, кажется, убедилась. Она отложила смартфон, посмотрела на окно, потом куда-то в пол, подняла глаза на Фёдора и сказала:

– Или ты удалил все свои блядские переписки, или и правда мне не изменял. Одно из двух. В чем я права?

– Сама как думаешь? – спросил Фёдор.

– Ненавижу риторические вопросы. Ты скажи.

– Да я даже не помню, где был все последние дни.

– Это не ответ.

– У меня нет другого ответа, – сказал Фёдор и, почувствовав рвотный позыв, издал горлом неприятный звук.

Пару минут она