– Я даже не помнил об этом, – сказал Фёдор.

– Ну да, как такое запомнишь? Мелочь же.

– Перестань, пожалуйста.

Ступня ее замерла приподнятой. Потом медленно опустилась.

– Я жду.

– Чего?

– Подробностей. Почему он был голый? Почему из окна сиганул. И главное, почему пидор?

– Откуда я знаю? Это он его так назвал.

– Но ты не спорил.

– Спорить мне больше не о чем.

– Это был твой любовник?

Фёдор поперхнулся воздухом.

– С ума сошла?

– Нет, Федя. С психикой у меня все в порядке. Я ведь педагог. И проходила медицинскую комиссию, в которой был и психиатр. Может, показать тебе справку, что я не состою на учете в ПНД? У меня есть.

Она начала заводиться, и Фёдор, чтобы отвлечь, сбивчиво рассказал ей всю историю.

– Город сумасшедших, – заключила Инна. – Он и тебя с ума сводит.

Фёдор подумал, что она права, вспомнив странные стоны, которые слышал по ночам, встреченных им психов, лицо, померещившееся на стене. Дурдом, да и только.

– Знаешь, я подумала, жить мы тут не останемся. Переедем в Москву или Подмосковье.

Она подошла и опустилась перед Фёдором на корточки.

– Как только ты напишешь сценарий, получишь деньги, мы вернемся, продадим наши квартиры и переедем.

Посмотрела на него снизу вверх:

– Хороший план?

– Хороший, – сказал Фёдор.

Она немножко погладила ему член через штаны. Но этим и ограничилась.

9

А потом вернулась дурнота. Проклятая черная птица проснулась, вцепилась в кишки и стала рваться вместе с ними наружу. Фёдор лег в «своей» комнате, отчаянно думая о водке. Голая Инна сидела на краю дивана, гладила его по взмокшим волосам. А он боялся, что она прочитает его мысли.

– Ляг со мной, – попросил он. – Просто полежи рядом.

Она сдалась. Перелезла через него и свернулась калачиком у стенки. Положив руку ему на грудь.

– У тебя сердце будто пулемет.

– Отпустит.

– Наш историк, кстати, на фронт ушел. Узнали об этом на линейке, когда минуту молчания по нему объявили.

– А ты за свой счет взяла? Или больничный?

– Я-то? Я уволилась. Не волнуйся. Сбережения есть. Я еще репетиторством по скайпу занимаюсь немного.

– Я не волнуюсь, – сказал Фёдор. – И сердце стучит не поэтому.

– Да знаю я, Федя.

Потом они немного подремали. Но смартфон снова заиграл самую знаменитую песню группы The Stooges. Инна зашевелилась, отдернула руку, будто от раскаленной печи, и тут же снова положила ему на грудь.

Звонил Морковников. Фёдор успел о нем забыть.

– Буду у вас минут через пятнадцать.

– Может быть, встретимся завтра или послезавтра?

Морковников вздохнул:

– Не уважаете, Фёдор Андреевич. Я ведь уже еду в вашу сторону. Мне что, разворачиваться? И потом, я же сказал, дело срочное и важное. Ждать нельзя. Собирайтесь потихоньку и спускайтесь. Встретимся у Львиного мостика.

Он отключился.

Фёдор повернулся к Инне:

– Что делать?

– Если это так важно, надо идти. Он все равно не отстанет.

– Ты меня отпустишь?

– Почему нет? Ты ведь знаешь, что я сделаю, если ты там выпьешь хоть грамм.

– Я помню, да. Отдашься первому встречному.

– И больше ты меня никогда не увидишь. И будешь потом жалеть, что продал меня за водку.

– Не будет такого. И я тебя не продам ни за что и никогда.

Несколько секунд Инна внимательно смотрела ему в глаза.

– Тогда одевайся.

– Можно я тебе отлижу хотя бы?

– Сможешь отлизать, как только анализы сдашь, – сказала Инна.

Фёдор переоделся. Уже в дверях Инна сунула ему в карман тысячерублевую банкноту.

– Зайди потом в магазин. Я приготовлю нам ужин.

– А что купить?

– Скину список в телеге.

Целовать его на прощание она не стала.

Фёдор медленно, как больной старик, спускался по лестнице, держась за перила. Дурнота не отпускала. А банкнота в кармане, казалось, ожила и заговорила с ним: «Ну что, Федька, отнесешь меня в рюмочную? Инка врет, ни с кем она не станет трахаться. Поноет и успокоится. А хочешь в магазин? Можно взять пузырь, посидеть на набережной. Там дальше есть скамейки. Ты заслужил. Нужно согреть душеньку».

Горя огнем, он вышел из парадной. Затаился в подворотне, цепенея от мысли, что можно легко и просто забежать в рюмочную и выпить сотку. Всего лишь сотку. Инна и не заметит ничего. А если заметит, сказать, что его первая жена умерла и он об этом узнал только что. Трагедия! Нужно было помянуть. Алкашные отговорки? Ну и пусть! Их можно наплести тысячу. Миллион. Он мог бы написать книгу из таких отговорок. Или сценарий. От мысли о сценарии начало тошнить еще сильнее.

Фёдор вытер рукавом взмокшее лицо. Смартфон выдал резкий гитарный рифф и заставил его вздрогнуть.

– Я на месте, – сказал Морковников. – Где вы там?

– Здесь, – испуганно отозвался Фёдор.

– Не вижу. Я у мостика. Жду вас. Поторопитесь. Времени у меня мало.

– И у меня.

– Вот и поторопитесь.

Это напоминало разговор таксиста с заблудившимся клиентом. Фёдор вышел. Морковников сидел в салоне черной «киа», действительно напоминая таксиста. Он пил воду «Шишкин лес» и смотрел в экран смартфона. Фёдор суетливо помахал рукой и забрался на переднее сиденье.

– Ну и видок у вас, – сказал Морковников. – Будто с собственных похорон сбежали. Где пропадали-то? А, можете не отвечать. И так видно.

Он вырулил на улицу Декабристов.

– Попал в переделку. Меня ограбили, – ответил Фёдор.

– Я даже знаю кто. «Красное и белое»? Или «Ароматный мир»?

– Вовсе нет.

Сбиваясь, чувствуя себя дураком, но не имея сил остановиться, Фёдор стал рассказывать про притон на проспекте то ли Культуры, то ли Макулатуры, про верлибриста Колю – «помните, он сидел со мной в отделении?» – зачем-то рассказал про безумного мстителя с кнутом. Морковников перебил его, указав пальцем на дом, мимо которого проезжали.

– Я там однажды трахался с федеральным судьей. – Уточнил: – Это женщина была. Надела мантию и скакала на мне.

– Напишите об этом рассказ, – буркнул Фёдор.

– Думаете? Ну не знаю. Она замужем. И муж у нее – шишка. Могут быть неприятности. Но хорошо, что вы про рассказ упомянули. Вы мой рассказ прочитали?

«Что?» – подумал Фёдор.

– Тот, который я вам читал, а потом оставил дочитать.

– Дочитать еще не успел, к сожалению.

Морковников обиженно хмыкнул:

– Ну понятно. Другого не ожидал. Конечно, времени у вас не было.

– Я дочитаю, – пообещал Фёдор.

Соврал, конечно.

– Сомневаюсь. Вы его мне лучше верните. Вы же не потеряли? Это единственный экземпляр.

– Дома лежит.

Фёдор понятия не имел, где оставил писульки этого типа.

– Очень надеюсь. Знаете, когда ходил на курсы писательского мастерства, там один хрен сказал, что рукописи не горят. Я