Антонина Власовна и подает мне травяной чай. – Как священнику на исповеди. Я здесь, чтобы помочь вам найти решение.

У нее очень располагающая улыбка и добрый взгляд. Мне не хочется распространяться о своих проблемах, но сегодня не выдерживаю и вываливаю все, что болит на душе.

Она молча слушает, иногда кивает, иногда вставляет реплики с наводящими вопросами. Под конец дает мне список БАДов и советы по аутотренингу.

– Это все гормоны, – заверяет она. – В вашем положении женщинам свойственно раздувать проблемы до вселенских масштабов. Любое слово может обидеть, любой взгляд воспринимается как оскорбление. Попьете вот эти капсулы, и гормональный фон придет в норму. Относитесь ко всему проще, особенно к тому, что говорят окружающие.

Я немного успокаиваюсь. Действительно. Чего это так взбеленилась? Ведь сразу знала, на что иду.

Для четы Барковских я просто мясо, которое носит их ребенка. Нечего из этого трагедию устраивать. Нужно сосредоточиться на тех вещах, что приносят радость.

Обратно тоже приходится добираться на такси. Потому что Эльвира сначала не брала трубку, а потом вообще ее телефон оказался вне зоны. По пути звоню маме, единственному человеку, который всегда поймет и поддержит меня.

– Привет, мам, – говорю ей, сдерживая накатившие слезы.

– О, привет-привет. А мы тут пироги печь собираемся, – радостно сообщает она.

– Так это прекрасно. Как там Настя?

– Хорошо. Помогает вовсю. Мы с ней сегодня на санках катались с горки.

– Ой, так опасно же.

– Не переживай, высота небольшая. Это у дороги. Помнишь, как вы с дочкой Березкиных там каждую зиму катались?

Я усмехаюсь.

– Да, помню. Слушай, я тут как раз ее с мамой встретила. Ирку Березкину.

– А, да-да, – мамин тон тут же меняется.

– Они увидели меня с животом. Стали спрашивать, кто счастливый отец...

Виснет пауза.

– В общем, наша Италия прогорела, – вынуждена признать.

– Ой, Катюш, не обращай внимания, – беспечно отзывается мама. – Внесу в нашу легенду небольшую поправку. Буду всем говорить, что моя дочь поехала в Италию на заработки, встретила там хорошего мужика, вышла замуж и забеременела от него.

Она так заливисто смеется, что я невольно подхватываю ее настроение. И тоже смеюсь вместе с ней. Все же мама у меня мировая.

– Ты вообще как? Как там? – она слегка мнется.

Не может спросить вслух про ребенка. Чужой же, не свой.

– Нормально. Все показатели в норме. Думаю, что летом уже вернусь к нормальной жизни, – успокаиваю ее.

– Ох, это хорошо. Настя, ты куда? – внезапно кричит мама.

У меня от крика барабанные перепонки трещат.

– Что случилось?

– В сени выскочила, непоседа, – поясняет она. – А там холодно, сама знаешь. И она неодетая. Куклу забыла.

И почему меня это не удивляет?

Мама зовет Настю к телефону. Она взахлеб рассказывает, как поиграла, поела, повеселилась. И как бабушка заставляет ее надевать кусачие шерстяные носки.

Я смеюсь уже вместе с ней и обещаю, что скоро приеду и привезу ей подарки на новый год.

Пусть Эльвира говорит, что хочет, но этой радости она меня не лишит. Если придется, я уеду тайком, но встречусь с дочкой.

Моя кровинка безумно скучает и очень ждет меня. Как я могу обмануть ее ожидания?

С этими мыслями возвращаюсь в дом Барковских.

В холле стоит тишина. Хозяев нет. Я мышкой проскальзываю к себе в комнату и, только заперев дверь на замок, перевожу дыхание.

В этом доме лучше закрывать дверь и не отсвечивать лишний раз. Все равно никто мне не поможет и не поверит. Никто не придет на помощь, если что-то случится со мной. Вот если с ребенком, то да. А мои проблемы и страхи никого не волнуют.

Опускаю руку на живот. И меня охватывает ощущение щемящей тоски.

Какая разница, чьи там гены? Этот ребенок все равно часть меня. Я вынашиваю его, ощущаю как своего…

Не хочу его отдавать.

Но не могу по-другому.

И никто в этом не виноват.

Жизнь не легкая сказка. Каждый день приходится жертвовать чем-то ради близких. Я была уверена, что смогу пожертвовать собой, а теперь…

Теперь я не знаю…

* * *

Дни бегут один за другим. Похожие друг на друга, как листочки в календаре. Я гоню грусть, которая все чаще и чаще посещает меня. Гуляю в парке, дышу свежим воздухом.

Хозяев почти не вижу. После того раза в магазине игрушек, Эльвира больше не заглядывает ко мне, не зовет прогуляться. Ее почти не бывает дома. Горничная сказала, намечается крупное мероприятие, где будут не только родственники и акционеры, но и возможные инвесторы. А еще Эльвира пригласила каких-то известных певцов. Поэтому в главном зале делают ремонт и новую сцену. Каждый день оттуда доносится шум, а несколько раз я видела рабочих, несущих ящики с аппаратурой. Ощущение, что Эля решила закатить грандиозный концерт.

Мне даже любопытно становится, каких это звезд она пригласила. Но горничные молчат. Или не знают, или им запретили распространяться.

Моя тихая жизнь заканчивается в воскресенье. Утром, как обычно, звоню маме по телефону в гостиной.

– Кать, Настя заболела, – говорит она в трубку.

– В смысле? – тревога за дочь сковывает все тело.

– Простудилась. Вчера с утра сопли, кашель, а вечером поднялась температура. Фельдшер приходил, выписал лекарства, но у нас в аптеке ничего нет, надо ехать в город.

– Я привезу. Говори, что он выписал.

– Ну куда ты, беременная, – останавливает мама. – Я соседку попросила, она с Настенькой посидит, пока я съезжу.

– Нет, – обрываю ее. – Я сама все привезу. Говори, что надо купить.

Она называет лекарства. Обычный набор: противовирусное, отхаркивающее, капли в нос.

– Все, жди! – кладу трубку и бегу одеваться.

Надо сбежать, пока служба безопасности не передала разговор Эле с Виктором. Они-то точно не пустят меня к больной дочери

38

– Стас, ну пожалуйста, там вопрос жизни и смерти, – я с мольбой смотрю на водителя. 

Тот хмуро косится на меня. 

– Это слишком далеко. Я не могу без позволения Элеоноры. Сейчас наберу ее. 

Но его телефон сам звонит. Он берет трубку. 

– Да, хорошо, – кладет ее и качает головой: – Ничего не выйдет. Машина в ремонте. 

– Я сама туда доеду. Только не говори им, прошу тебя, – забывшись, кладу ладонь на его руку. –