– Иди, – говорит Владимир. – Я подожду. 

За нами останавливается машина с охраной. 

Я благодарно киваю и спешу к дому. В подъезде натыкаюсь на бабульку, которая живет этажом выше.

– Ой, Катенька, – говорит она, радостно улыбаясь. – Как хорошо, что застала тебя. Как там Настенька, как  Ильюша?

Я уже стою у двери с ключами. 

– Да, здравствуйте, – улыбаюсь в ответ. Антонина Петровна всегда хорошо относилась к моей семье. – Они в полном порядке. А как у вас дела?

– Потихоньку. Вот, в магазин сходила за хлебушком, да рыбки котику своему купила, – она показывает авоську. – Ой, Катенька, тут была какая-то женщина с мужчиной. Он весь в наколках, здоровый как бык. Тебя искали. 

Внутри все холодеет, но я понятия не имею, кто мог бы меня искать. 

– А что они говорили? – хмурюсь, пытаясь вспомнить есть ли у меня знакомые, подходящие под описание. 

Щелкает соседняя дверь. Из-за нее высовывается вторая соседка, главная сплетница в доме. Не удивлюсь, если все это время она подсматривала в “глазок”. 

– Да, Людка то была. Первая жена твоего Сергея покойного, царствие ему небесное, – она мелко крестится. – С хахалем своим. 

Внутри все холодеет. Это же мать Ильи!

34

В машину возвращаюсь сама не своя. В голове сотни мыслей. Зачем ей искать нас? Что ей надо? Столько лет не появлялась – и вот, пожалуйста. 

– Все в порядке?  – спрашивает Владимир, заметив мое состояние. 

– Да, наверное…

Мой голос немного дрожит. Ловлю себя том, что хватаюсь за юбку и нервно сжимаю ее. 

Если Люда вернулась и ищет меня, значит, ей что-то нужно. Но что? И где она была все это время, пока Илья болел? 

– А я  думаю, что не очень, – продолжает Владимир, окидывая меня внимательным взглядом. – Если у тебя какие-то проблемы, ты сможешь смело сказать мне. 

– Все хорошо, – натянуто улыбаюсь. – Не нужно обо мне беспокоиться. 

Его лицо на секунду каменеет. Затем он произносит сухим, жестким голосом:

– Я не о тебе беспокоюсь. Ты носишь ребенка моего брата. Хочу быть уверенным, что его здоровью ничего не грозит, особенно твои личные проблемы.  

От этих слов в груди неприятно щемит. Отвожу взгляд, желая скрыть свои чувства. Конечно, я и до этого знала, что Виктор и Эля видят во мне не человека, а инкубатор на ножках. Но мне казалось, что Владимир другой. Более человечный. Как видно, я ошибалась…

– Не переживайте, – бросаю глухо. – Вашему будущему племяннику ничего не грозит.

Минуту он смотрит на меня, размышляя о чем-то. Затем внезапно склоняется и берет меня за подбородок. Я хочу  отклониться, но его пальцы не дают этого сделать.

– Катерина, тебе лучше сказать мне правду. Не советую что-то скрывать от меня. Я все равно все узнаю, – говорит он тихим, предупреждающим тоном. – Когда ты сегодня обернулась на мой голос, я увидел в твоих глазах испуг. А сейчас ты вся дрожишь. Что происходит? 

Приятный аромат парфюма окутывает меня. Владимир так близко, что я чувствую его горячее дыхание. Оно проходит по моей щеке словно небрежная, невесомая ласка.

– Я хочу переехать из дома вашего брата, – признаюсь еле слышно. – Хотя бы в свою квартиру. Только Эля не пускает меня.

– Ты подписала контракт, который обязует тебя жить с заказчиками, – он смотрит мне в глаза. – За этот пункт тебе увеличили сумму гонорара. 

– Я… – тяну, пытаясь отвести взгляд, но он держит цепко. – А если я откажусь от этого пункта? Не хочу там жить. 

На глаза набегают слезы. 

Машину так никто и не заводит. 

– Тогда придется выплатить неустойку. Ты подписала контракт и должна ему следовать, – взгляд Владимра лезвием впивается в меня. – Разве тебя не предупредили, что пока ты носишь чужого ребенка, то принадлежишь не себе, а тому, кто заплатил?

Синие глаза холодные, как замороженная сталь. 

Выбора нет. Я сдаюсь:

– Хорошо. Я вас услышала. 

Он наконец-то отпускает меня и откидывается на свое сиденье. А мне хочется плюнуть на все, выскочить из машины и бежать отсюда куда подальше. От всей семейки и от него. 

– Спишем этот каприз на беременность, – говорит Владимир. – Но советую забыть про свою блажь. Ты должна выносить здорового ребенка. А этот район не лучшее место для жизни.

Он жестко чеканит каждое слово. 

– Это нормальный спальный район, – с трудом сдерживаюсь, чтобы  не огрызнуться. Понимаю, что это бессмысленно. – Но я вас услышала, давайте закроем тему. 

– Вот и отлично, – Владимир заводит мотор. 

Я слегка расслабляюсь. 

Пусть думает что хочет, лишь бы перестал давить на меня. Все равно ничем не поможет. А я не выдержу, если мне придется сражаться еще и с ним. Хватит домогательств его брата. 

Мелькает мысль, что стоит рассказать о Викторе. Может, тогда Владимир изменит свое решение. Но ее тут же перебивает другая: кто будет слушать меня? Они – одна семья, а я просто проплаченный инкубатор.

Лучше молчать, не оставаться с Виктором наедине и пережить эти месяцы. Я должна быть спокойна ради малыша. 

* * *

Мы заезжаем к Илье. Владимир на удивление идет со мной. Даже входит в палату. Спрашивает у сына как у того дела, говорит, что он мой знакомый и спонсор этой больницы. 

К нам заглядывает главврач:

– Владимир Данилович, добрый день. Я вас уже жду.

Мужчины выходят в коридор, а я остаюсь с Ильей. Тот явно идет на поправку после операции. Уже не такой бледный, улыбается, и больше нет той обреченности, которая поселилась в его глазах последние месяцы. 

Мальчик, захлебываясь восторгом, показывает свои успехи в играх на телефоне, я послушно киваю и улыбаюсь, а сама прислушиваюсь к разговору мужчин. Они согласовывают на что пустить финансовую помощь. До меня долетают обрывки слов:

– …новый реабилитационный центр…

– …ремонт в отделении…

– …партия препаратов…

Их перебивают звонки: Владимир то и дело отвлекается на телефон. 

– Катерина, мне надо в офис, – говорит Владимир, заглядывая в палату.

– Хорошо, я еще немного посижу с сыном, – отвечаю ему. 

– Я вызову Стаса. Он отвезет тебя домой.

Я киваю, показывая, что поняла. 

Провожу в больнице еще около часа. Показываю Илье, как звонить к Насте и бабушке. Мы