— Я могу быть горничной, могу кухаркой. Могу и вовсе стать пленницей, — набравшись мужества, девушка уверенно заглянула в глаза, сглотнув вязкую слюну. — Но любовницей быть меня никто не заставит.

Адалин больше не могла выносить накал давящих на нее волн раздражения от феодала и не дожидаясь разрешения быстро направилась вон из спальни. Ей хотелось забыться, прийти в себя… Но не успела рука ее коснуться ручки двери, как девушка оказалась прижата животом к запертой двери. Фон Миллер крепко прижимал ее своим увесистым мокрым и пенным телом, крепко сжимая руки над головой и удерживая за подбородок.

— Ты никто, ясно?! НИКТО! — шипел он ей, грозя задушить одним лишь голосом. — Так какого дьявола какая-то наглая крестьянка будет повышать голос и ставить свои условия?!

Мужчина со всей доступной силы потянул за затянутый корсет, разрывая шнуровку. После чего ярость его обрушилась на платье, лишь несколько клочков осталось от платья горничной. Больше ничего не мешало мужчине взять Адалин, она даже не сопротивлялась, а покорна молчала. Фон Миллер повернул ее к себе, содрогнув комнату криком:

— Сейчас я возьму тебя и на этом все будет кончено. Ты станешь лишь моей, а все остальное будет не важно. — сжав голые бедра Адалин, фон Миллер приподнял ее над землей, заставляя складки скользнуть по вздрагивающему от нетерпения члену. Мужчина шипел лишь от одного прикосновения к голой коже, его сводил с ума запах его женщины. Лишь одна мысль о том, что должно было случится дальше…  Он немного приподнял Адалин, насаживая ее на себя, но внезапно замер. По телу прошла судорога, а руки замерли и онемели. Девушка была абсолютно сухой… Соерсильд не хотела его, не принимала. Он смотрел в ее зеркальные зеленые глаза и видел пустоту, холод…

Годы мужчина заставлял всех вокруг становится перед ним на колени, поклоняться, повиноваться. Все боялись гнева мужчины, страшились его взгляда. Но ничего не могла выбить из себя самого Людвига фон Миллера.

До этого момента.

— Вон. — поставив Адалин на ноги, он отвернулся и ждал ее ухода, но растерянная девушка лишь испуганно озиралась по сторонам, тогда мужчина не сдержался:

— ПОШЛА ОТ СЮДА ВОН.

Почти неделю Адалин жила спокойной и размеренной жизнью служанки. Людвиг фон Миллер отказался от ее личной помощи и теперь девушка с утра до ночи убирала огромный замок: натирала посуду, намывала окна, выбивала ковры…

Под вечер девушка возвращалась в спальню обессиленная и утомленная. Но все же находила в себе силы прочесть не менее двадцати страниц книги. С каждым разом выходило все лучше и вот однажды она смогла без заминки прочесть не только описание пирога, но и философские размышления философа. С ошибками и заминками? Да. Но Адалин могла собой гордиться!

— Адалин! — Анна уже знакомо поджидала девушку около спальни, когда та едва распахнула глаза и сразу отправилась на работу. — Сегодня задание от господина иное: подготовить гостевую спальню.

Девушка поежилась, сдерживая зевок, пробормотав себе под нос:

— Какую изволил хозяин?

— Ту, что с видом на океан, — многозначительно протянула женщина и усмехнулась. Когда Адалин не поняла намека, она закатила глаза и добавила, словно последняя сплетница:

— Соседняя дверь – покои фон Миллера.

Адалин будто передернуло, а душа упала в пятки. Ведь даже когда девушка была невестой господина жила намного дальше! Она с трудом взяла себя в руки и как можно безразличнее спросила:

— Приезжает его друг?

— Сомневаюсь, — уверенно качнула головой домоправительница. — Когда приезжают друзья господина он селит их на первом этаже около бани. Там их излюбленное место… А здесь просили розовое постельное белье и свежие розы на столе.

— Свежие розы?.. — зачем-то переспросила Адалин и тут же прикусила язык. Ей хотелось закончить этот тяжелый разговор и пережить услышанное, но Анна будто специально не хотела молчать:

— Да, да! Свежие розы, представляешь, Адалин?! Наш любимый господин никогда никому не дарил цветы, а тут такая романтика… — мечтательно подняв глаза к потолку, женщина приподнялась на носочки и запела какую-то неизвестную Адалин мелодию. На самом деле пульс так сильно барабанил в висках, что при всем желании она бы ее не услышала. — Хватит сплетен! Живот за работу…

Долгие шесть с половиной дней Адалин Сомерсильд не вспоминала про феодала и страшилась его внимания. Девушка отчаянно мечтала перестать быть объектом его желания, молилось об этому всевышнему. И, что теперь? Мечта сбылась, но стало лишь тяжелее.

Адалин было физически тяжело мыть полы для новой дамы фон Миллера. Она с тяжелым сердцем меняла простыни, срывала цветы в саду, натирала стекла и фарфор. Каждое мгновение перед глазами возникал образ того, как нежно целует феодал какую-то незнакомку. Как провожает ее к алтарю… Как так же жадно поедает глазами, как когда-то саму Адалин.

Да, она неистово скучала, в шаге от сумасшествия от дикого, необузданного волнения. Ей хотелось отчаянно броситься к мужчине, которого она не видела несколько дней, и просить прощение за все, умолять принять обратно.

Но Сомерсильд не хотела падать так низко и воспринимала новость, как возможность забыться.

В полдень позолоченная карета с красными розами в виде украшения прибыла к замку. Адалин наблюдала через окно столовой, как из нее выходит хрупкая юная брюнетка в нежно-розовом платье. Дворецкий не успел подать руку, как его буквально оттолкнул улыбающийся и радостный фон Миллер.

— Дьявол… — девушка отвернулась, словно увидела нечто интимное, когда феодал подхватил брюнетку за талию и закружил вокруг себя. Они так мило смеялись, о чем-то громко переговаривались. Адалин не желала слушать и отправилась на кухню, дабы даже случайно не столкнуться с землевладельцем.

Вплоть до полночи Адалин мыла посуду, оставшуюся после пышного банкета, организованного в честь незнакомки.

— Ее зовут – Лилит Рейнхард, — шептала горничная, томно вздыхая. — Какая же она невероятно красивая!

— А талия! — перебила ее другая. — Такая тонкая…

— Все это не важно по сравнению с тем, что отец ее крупный землевладелец и лучший друг нашего господина, — перебила девушек стальным голосом кухарка. — Думаю, свадьбе быть скоро.

Пусть Сомерсильд и сидела спиной к остальным, но четко ощутила, как все вокруг уставились на нее. Кто с насмешкой и злорадством, кто сочувственно. Все это не имело никакого значения на фоне огромной разрастающееся глыбы в сердце… Адалин ужаснулась открытию: ей причиняет невероятную боль лишь мысль о том, что Людвиг фон Миллер будет с другой.

 Весь следующий день Адалин потратила, дабы напомнить себе все черные стороны мужчины. Но чем больше на них зацикливалась, тем больше осознавала, что хорошего было больше. И уже к ночи следующего дня, когда Адалин неожиданно для себя застала гуляющих по парку наедине Лилит и Людвига, поняла один пугающий ее факт: она любила мужчину.