Он хотел открыть дверь номера, чтобы выйти, когда к нему вошла уже знакомая ему горничная тетя Глаша, пожилая женщина с вечно усталым и от этого всегда добрым лицом. Она принесла и поставила на стол кувшин с полевыми цветами.

— Тетя Глаша, ну что вы… Я же не примадонна какая-то, — смутился журналист.

— Цветы всегда в радость, — сказала она. — Я утром их собираю и всем гостям ставлю. Гостиница у нас, сами видите, бедная, порадовать нечем. А вы, Олег Петрович, далеко ли собрались? Погулять решили или как? — вдруг спросила она. — Я не к тому, вы не подумайте, что не в свои дела вмешиваюсь, у нас-то поселок, сами видите, небольшой, приезжий человек всегда приметный… А уж про вас здесь кто что говорит. Особенно мужики. Вы только никому не говорите, а Костя, зять Верки, нашей буфетчицы, он в милиции работает, меня расспрашивал: кто вы такой, чем тут занимаетесь, кого расспрашиваете, не записываете ли чего… Говорят, будто вы у всех выпытываете про какие-то темные дела, насчет Коли Егорова, что ли. Ну, который в плену чеченском побывал. Вы бы поосторожнее с ними разговаривали. Костя, зять этот, нехорошо как-то отзывался о вас и все ухмылялся, а сам выпивши…

Бородин вышел на одноэтажную, пыльную и душную от вечернего зноя улицу, нерешительно оглянулся. Идти в милицию почему-то не хотелось. Да и стоит ли? А вот эту достопримечательность я еще не посещал, подумал он, глядя на здешний «паб» — павильончик, сшитый из металлических, проржавевших листов, с решетками на окнах. Что в нем было раньше, сказать трудно. Возможно, пункт по приему стеклотары. Сейчас же расположилась пивная под игривым названием «Загляни, не пожалеешь!». То есть теперь там в стеклотару наливают. Над входом был изображен благообразный толстячок с полной кружкой, смутно похожий на другого толстяка из телевизионной рекламы, который не мог оторваться от пива начиная с Нового года до Восьмого марта. И хотя неистребимые кислые запахи доносились из «паба» с той же интенсивностью, что и вчера, сейчас они казались Олегу не столь уж тошнотворными и отталкивающими.

Он побрел в сторону пивной, уговаривая себя, что это ненадолго, всего-то на одну кружку он имеет полное право, и не обязательно вносить ее в графу командировочных расходов, которые, впрочем, он оплачивал за свой счет…

В «пабе» было довольно людно, хрипела музыка — что-то из семейного творчества Пугачевых. Олег потолкался несколько минут, взял кружку местного пива, отошел в сторону и только собрался, благословясь, сдувать обильную, как в рекламе моющих средств, пену, как его кто-то подтолкнул под локоть.

— Мужик… — На него снизу взглянуло некое морщинистое, дурно пахнущее существо неопределенного пола и возраста. — Хлебнуть оставишь?

Олег пожал плечами, хотел отойти в сторону, но существо, внутренним чутьем определив, что этот очкарик никуда не денется, двинулось за ним.

— Так оставишь, нет? — В голосе послышались угрожающие нотки.

— Лучше я возьму тебе кружку, — нашелся Олег. — А ты мне за это кое-что расскажешь…

— Да не, ты пей, а я лучше после допью… — смутилось оно от такого предложения.

По-видимому, саму возможность пить из своей полной кружки оно относило к несбыточным иллюзиям.

— Вас как звать? — спросил журналист, краем глаза заметив, что несколько кудлатых голов столь же неопределенных существ повернулось в их сторону, явно прислушиваясь.

— Женька… — еще больше смутилось оно, отвыкшее от светского обращения. — А закурить дашь?

_ Олег взял вторую кружку, они вышли на улицу, но за ними вышли еще несколько человек, явно состоящих с Женькой в одном закрытом клубе, и остановились поодаль, глядя, что будет дальше.

— Ты кури, — отмахнулся Женька, когда Бородин купил недалеко от «паба» в небольшом ларьке пачку московского «Мальборо», — а мне оставишь.

Похоже, этот бедняга уже не мог преодолеть в себе привычку ко всему дармовому, пусть вторичному и уже кем-то использованному.

— Я вообще-то некурящий… — сообщил Олег.

— Ну да, врачи запретили, — посочувствовал Женька.

— Но чтобы вы не испытывали дискомфорта, я, пожалуй, закурю…

Бородин давно не курил, поперхнулся дымом, закашлялся. Женька терпеливо и даже корректно ждал. Его товарищи по клубу приблизились еще на несколько шагов.

Увидев это, Женька почти выхватил сигарету из пальцев Олега и затянулся, как последний раз в этой жизни.

И поэтому тоже поперхнулся, но быстро справился и, кивая, торопливо взял из рук Олега наполовину выпитую кружку.

Он жадно пил пиво, краснея, с утробным бульканьем глотая и кося взглядом в сторону приближавшихся сотоварищей по несчастью.

— Щас бить будут. Отдай им другую, слышь… — Он толкнул Олега локтем, когда те подошли совсем близко. — И сигареты отдай.

Олег так и сделал: молча протянул им полную кружку и початую пачку, задержав дыхание, чтобы не вдыхать совокупный запах, исходивший от них. Они буквально вырвали у него из рук добычу, уронив сигареты и расплескав часть пива в дорожную пыль.

— Тебя как звать? — спросил Женька, когда его. сотоварищи отошли, переругиваясь.

— Олег…

Протянутую руку Женька пожать не решился. Дернулся было, но тут же опустил руку.

— Это ты насчет Кольки Егорова хотел узнать? — спросил Женька.

— А… Откуда вы знаете, что я хотел?

— Я тут все про всех знаю, — туманно сообщил Женька. — Сегодня у нас пацаны говорили: мол, приехал корреспондент из Москвы, хочет интервью, что ли, у Кольки взять… Второй день его ищешь, найти не можешь, я правильно говорю?

Журналист механически кивнул. Опустив руку в карман, включил там диктофон. Любая информация в разных местах имеет разную цену, подумал он. В столице понимающие люди содрали бы не одну тысячу баксов. Здесь, кажется, обойдусь кружкой пива. Главное достижение нашей демократии и реформ: бесплатной информации в стране больше не будет.

— Ну да, в общем-то… — согласился Олег. — Не могу найти.

— Не там ищешь… — негромко сказал Женька, склонившись к уху Олега и одновременно оглянувшись.

— А где он?

— В вытрезвителе! Он там теперь по неделям лежит после запоя. Он как в последний раз от чеченцев вернулся, его сразу по телевизору показали. Так он тут всем поставил, наших пацанов напоил и сам не просыхает. Гудит десятый день. Тачку «ниссан» купил, японский, как я его ни отговаривал… Мол, все равно иль пропьешь, иль разобьешь. И как в воду глядел. Грохнул он его, «ниссан» этот, но не так чтобы очень сильно. Лучше тогда пропить, правильно? Морду разбил, ладно, а вот лобовое стекло напрочь и радиатор помял… А где тут отремонтируешь? Сам в больницу попал. Пока лежал, тачку угнали. Из больницы, как был весь в бинтах, сбежал и уж тут до самой белой горячки носился…

— Он в Чечне точно был?

— Был, — кивнул Женька. — По контракту. У нас тут работы никакой, колхоз прежний разбежался… Многие, кто помоложе, туда подались. Там его «чехи» отловили, а потом его этот, лигарх этот, хоть он и русский, взял его и выкупил оттуда. За мильон, говорят. По телевизору показывали, неужели не видел?