— Напомни, о чем идет речь?

— Ну как же! Сам говорил: в записи моего разговора с Никодимовым, ты же слышал, он говорил мне: один офицер ФСБ был у него на работе в телефонном узле, когда поставил вопрос о прослушивании телефона Олега, а потом Никодимов узнал его в этом самом «маски-шоу» по телевизору, когда этот офицер проводил обыск в конторе Забельского! Он там снял маску, когда показывал охране удостоверение.

— Теперь припоминаю, — отозвался Турецкий. — Еще раз повтори, это очень важно. То есть там на выемке документов у Забельского действительно был тот же тип?

— …Что и возле дома Олега, когда там искали бомбу. Люся стояла там среди жильцов и увидела его, когда он садился в машину. А потом вместе со мной увидела его же на видео… И Никодимов говорит то же самое… Вездесущий, а? Фигаро здесь, Фигаро там.

— Но здесь может сказаться твое субъективное, от нетерпения, желание выдавать кажущееся за действительное, — заметил Александр Борисович. — Такое в моей практике бывало. У тебя в глазах случайно не двоилось от этих просмотров?

— Люся обещала сделать для меня копии, — обиделся Денис.

— Ладно, давай не занимать телефон, вдруг Олег тебе звонит, — миролюбиво предложил Турецкий.

— Заканчиваю. Что-то не нравятся мне эти игры на свежем воздухе для детей школьного возраста. Чует мое ретивое: то ли еще будет.

— И уже самое последнее, — подытожил Турецкий. — Тебя засекли после истории с Никодимовым. И наверняка уже нашли иной способ прослушивания. Поэтому с сегодняшнего дня все телефонные переговоры только о служебных делах, месте и времени встречи.

…Капитан Рощин снял наушники и вопросите ль-но уставился на Гену.

— Я не все понял, поэтому придется тебе еще поработать над снятием помех.

— Если бы они разговаривали по сотовому… — Гена виновато кивнул: — Помехи удалось бы отсечь. А тут на телефонной линии старая аналоговая аппаратура, еще с шаговыми искателями шестидесятых годов. Но можно понять одно: они тебя засветили. И моя аппаратура здесь ни при чем.

Они сидели в кузове «рафика», где у Гены были установлены приборы.

— Это мои трудности, — пренебрежительно ответил Рощин. — Главное, я четко разобрал: об этой чертовой грымзе, что нас заложила…

— Это кто такая, напомни?

— Склероз замучил? Она наш оператор, а у них теперь — главный свидетель. Я сам вычислил, что это она все рассказала Бородину, — буркнул Рощин. — Агеев мне не поверил. Только улыбался… Я ему говорю: Сивцова на нас настучала! А он мне в ответ: не может того быть. Столько лет безупречной службы!

Гена хмыкнул, переключая аппаратуру.

— Но я настоял, и по моему ходатайству ей недавно вручили Почетную грамоту и медаль за выслугу лет, — продолжал капитан. — А также подарили именные кварцевые часы с встроенным микрофончиком и передатчиком… Она даже слезу пустила от умиления. Может, даже собиралась публично раскаяться, черт ее знает… Но ведь не дали. Сплошные речи, цветы и поцелуи. Главное, ей популярно объяснили, как менять батарейку в подаренных часах, чтобы они шли, не останавливаясь.

— Вот почему следаки так беспокоятся о ее здоровье, — отозвался Гена, колдуя над тумблерами, регуляторами и глядя на экран осциллографа.

— Кстати, на их месте я бы ночи не спал… — заметил Рощин.

— Уж другого такого свидетеля им не найти… — поддакнул собеседник.

— Вот и надо, чтоб ее не нашли… — изрек капитан, глядя в сторону.

— Ну это уже твои дела… — отвел взгляд Гена. — Мое дело вон… — Он кивнул на аппаратуру.

— Конечно, мои. Вот и думаю: этого бульдожку из «Глории» надо бы опередить. И как можно быстрее-Теперь войди в нашу сеть и посмотри, что там есть самое последнее на Сивцову? Там должны быть записи ее прослушивания… Самые последние меня интересуют.

Пока Гена возился с компьютером, Рощин молчал, глядя на часы, но его не поторапливал. Потом Гена приник к наушникам.

— Ага, вот самая последняя запись… Как раз вчера она созванивалась с сестрой на Весенней улице, это в том самом Ховрине, — докладывал Гена. — Сивцова завтра свободна от смены, и они договорились, что утром к десяти она приедет к сестре. Часа полтора трепались. Хочешь послушать?

— Некогда… Лучше завтра расскажешь своими словами. К тому же такие вещи нужно знать точно. Знаешь, как это бывает у баб? Договариваются к десяти, а сами опаздывают на час, а то и на два.

— Они с сестрой куда-то собрались к двенадцати. Навестить кого-то в восемьдесят первой больнице, двоюродную племянницу, если не ошибаюсь.

— Черт… — озабоченно пробормотал Рощин. — То есть она будет везде средь бела дня и толпы… А тянуть нельзя, если этот бульдог собрался к ней в гости. Больше ничего интересного там нет?

— Ничего… — Гена слушал несколько минут. — Все-таки послушай, может, найдешь зацепку. — И он протянул наушники Рощину. — Вот отсюда… Там все больше треп, а здесь есть конкретика.

… — Кать, а как ты завтра добираться-то будешь? Ведь у электричек после девяти перерыв.

— Да, я помню. А поспать утром охота… Ну ладно, встану пораньше. Соберусь, в магазин зайду, апельсинов килограмм куплю и поеду. Она же апельсины просила. Килограмма хватит?

— Хватит. Да я их сама здесь куплю. Привези просто чего-нибудь вкусненького. У вас там в центре бывает…

— Бывает. А ты наши цены знаешь? У вас подешевле.

— Ладно, Катюш, я все сама куплю. Ну так как мы с тобой договоримся? Ты электричкой приедешь или на метро?

— Электричкой надоело… А на метро как?

— На метро до «Речного вокзала». А там сто восемьдесят восьмой автобус по Фестивальной до платформы довезет. Ну и под землей, через подземный переход пройдешь… Ты ж так ездила уже?

— Ездила, да уж забыла. Зин, а мост там вроде был, чтоб перейти? Не люблю я эти подземные переходы, особенно ваш. Там всегда темно, тесно и воняет. И бомжей полно. А на мосту воздух свежий.

— Мост этот есть, стоит еще. Ну это. ты сама решай. Как захочешь. Можешь через мост.

— Ну ладно, договорились, значит, хорошо?

Рощин отключил диктофон, задумался.

— Дела… А что, придется играть на опережение… — сказал он. — Только как? Ладно, будем думать, ночь впереди.

— Все-таки Миша, ты бы не отмахивался, раз следаки взяли твой след, — посоветовал Гена после паузы. — Они засекли тебя пару раз в теленовостях, что ли… Я там не все расслышал.

— Я тоже не все понял, — кивнул капитан. — Зато понятно одно: пора обрубать концы.

…Вечером того же дня Михаил Рощин заехал к бывшему криминальному авторитету из Дегунина Севрюге, ходившему у него в должниках. Когда-то, работая следователем, он вывел Севрюгу под амнистию, когда районная прокуратура расследовала дело об убийстве и ограблении нескольких азербайджанцев, торговавших на местном мелкооптовом рынке.