class="p1">Прежде чем кто-либо успел опомниться, я бросилась вперед и схватила черный нож. Ускользнула от рук, потянувшихся ко мне, и вонзила нож глубоко, по самую рукоятку, в мягкий ствол дерева королевы.

Казалось, все звуки вокруг меня замерли. Я видела искаженные гримасой рты, потемневшие глаза. Люди кричали, но я не слышала что. Все происходило медленно, очень медленно. Жар, пылавший в моем теле, вмиг улетучился. Я ощущала только пустоту. Полное опустошение. Движение повсюду. Руки, извлекшие нож, поддерживавшие королеву, схватившие меня. Среди всего этого движения еще один человек стоял так же неподвижно, как и я.

Мать.

Руки у нее безвольно повисли вдоль тела. На мгновение наши глаза встретились. В ее взгляде читалось одно – отчаяние.

Не слыша того, что произносилось, я знала, что будет происходить. Повредить дерево, сознательно и целенаправленно – самое страшное, что только можно совершить. А я к тому же вонзила нож в дерево королевы. Изгнание или смерть.

Королева заговорила. Мать упала на колени, целуя ноги королевы. Она все говорила и говорила, губы ее шевелились. Меня уже ничто не волновало. Будь что будет.

Но, должно быть, мать упросила меня не казнить. Мне на голову надели тунику. Повели меня вниз, по лестницам и мостам. К лодочному дереву. Потом меня сбросили в лодку. Следом кинули пару тюков. Кожаный мешок с водой. Трос перерезали. Лодку оттолкнули от дерева.

Отца и мать я больше не видела, только широко раскрытые рты среди веток. Пролетел камень, рассекая воздух. Я повернула голову в ту сторону – мне показалось, что я увидела там большой нос Аурело.

Я легла на спину в лодку, и прилив унес меня в открытый океан.

* * *

Самое ужасное, что я сдалась добровольно. Это самое горькое мое воспоминание. Все могло бы быть совсем по-другому. Я сама во всем виновата.

Я неподвижно лежала в лодке, пока ее несло мимо всех известных островов. Я могла бы взять весла и доплыть до Асприса. Дорогу туда найти нетрудно. Бабушка взяла бы меня к себе, пока с меня не сняли бы наказание. Или же я осталась бы с ней на острове, разделив ее простой образ жизни, там бы и состарилась.

Но я не хотела мучить ее своими снами. Я уже понимала, как они будут выглядеть, что в них будет. Как я признаюсь ей, что я вторглась в чужой сон? Пыталась убить собственную мать?

Я знала, что мне положили с собой еды и воды. Меня это не волновало. Я лежала в лодке, моя кожа обгорала на солнце, а губы пересохли и потрескались. Волны качали меня, как ветви дерева. «Ветер такой же, – подумала я. – Такой же, как дома».

Дома у меня больше не было. Моя семья не желала со мной знаться. Моя жизнь ничего не стоила.

Долго-долго я лежала так. Но мое тело проявило слабость. Оно не захотело умирать. Поднялось, нащупало воду и попило. Потом поело. Огляделось вокруг.

Ничего, кроме блестящего на солнце океана. Ни одного острова. Никакой береговой линии.

Никогда раньше я не бывала так далеко от дома. Никаких людей. Никаких звуков или голосов, только биение волн о борт лодки. И еще одно было не так, как обычно. Я осознала, что заснула в лодке, – и спала спокойно.

Вероятно, теперь, когда я так далеко от людей, их сны не мешают мне спать.

Попив еще воды, я решила не умирать. По крайней мере пока. Отбросив свои воспоминания и стыд, поискала рыболовную леску. У нас на Терасу они всегда лежат в лодке. Леска, крючок и нож.

Нож был не из обсидиана, а из обычного кремния.

На второй день рыбка клюнула.

Иногда я вспоминаю о тех днях, проведенных в океане, как о самых простых в своей жизни. Не самых лучших. Чувство стыда и вины не покидало меня. От чужих снов я избавилась, но мои собственные никак нельзя было назвать прекрасными. Но в океане все было до предела просто. Выживание – единственное, о чем я думала. Разорвав один из мешков, я сделала из него тент от солнца. Питалась сырой рыбой. Иногда о лодку стукалась морская черепаха. Самых маленьких я могла поймать руками и втащить в лодку. Их кровь утоляла жажду, когда кончилась вода. Однажды прошел дождь, и я могла пить воду, собравшуюся на дне лодки. Орехов и сушеных фруктов, которые мне дали с собой, хватило надолго.

Мое путешествие продолжалось недолго. Всего несколько дней. Когда я увидела приближающийся корабль, у меня еще сохранились силы и не было отчаяния. Мне стало любопытно, кто это. Большой корабль. Таких у нас в Терасу не строили. Прежде я никогда не видела ничего такого огромного, созданного человеческими руками. Подумала, что там должно помещаться очень много людей.

Я могла бы дать им проплыть мимо. Если бы дело было ночью, я бы так и сделала. Тогда бы я увидела их сны. И все поняла.

Теперь же я подняла руку и помахала. Кто-то на палубе помахал мне в ответ. Движение. Несколько голов смотрели на меня сверху.

Выкрики. Язык, которого я не понимала. Я крикнула в ответ:

– Можно мне с вами?

Голоса, выкрики. Все непонятное. Но вот вниз спустили лестницу. Гребя одним веслом, я подогнала лодку ближе. Схватилась за лестницу и полезла вверх.

«Я выбираю жизнь», – подумала я, оставив свою маленькую лодку, полную рыбной чешуи и трупов морских черепах, одной плыть по воле волн.

Руки втащили меня на палубу. Много мужчин. Суровые глаза, грубые руки, блестящая сталь. Стальные ножи я видела только во время королевских церемоний. В Терасу секрета изготовления стали не знали. Мне стало страшно.

Ко мне подошел мужчина в дорогих одеждах. Внимательно оглядел меня с головы до ног. Улыбнулся. Положил руку мне на плечи, говоря слова, которых я не понимала. Голос его звучал нежно и тепло. Остальные отступили. Видимо, тут все решал это мужчина. Он провел кончиками пальцев по моим пересохшим губам. Проговорил что-то мне прямо в ухо. Повел меня в какую-то дверь. Вооруженные мужчины остались снаружи. Внутри было темно, мои глаза, обожженные солнцем, ничего не видели. Его руки ласково вели меня дальше. Кровать. Я расслабилась. Он увидел, что я устала, понял, что мне надо отдохнуть. Я опустилась на кровать. Она показалась мне такой мягкой после долгих ночей на дне лодки.

– Воды, – попросила я мужчину. – Я хочу пить.

Я сделала руками движение, словно поднося ко рту воду. Он кивнул. Он меня понял.

Склонившись надо