Только лукаво улыбнулся мне. Я вытерла жирные пальцы о край скатерти. Он надел ночную рубашку и взглянул на меня, словно спрашивая: «Что теперь?»

Я указала ему на кровать.

– Спать.

Он рассмеялся и лег.

– Сны. Что?

Поначалу он не понял меня. Потом приподнял брови.

– Я могу пожелать?

Я серьезно кивнула.

– Летать!

Он что-то принялся объяснять, быстро-быстро, я жестом показала ему, чтобы он говорил медленнее. Он раскинул руки. Объяснил четко. Я поняла, что его любимые сны – это те, в которых он летает. Высоко над всеми. Я очень боялась, что он попросит чего-то такого, чего я не знаю. И не сумею соткать. Но сон с полетами – первое, что я увидела, когда во мне проснулся дар. А за время, проведенное мною на корабле, я побывала в одном из его снов, где он летал. Я знала, как они обычно выглядят. Тут я успокоилась. С таким заданием я справлюсь.

Страж присел на табуретку у двери. Он сердито смотрел на меня. Видимо, меня считали настолько опасной, что не решались оставлять наедине с этим мужчиной. Я задула все свечи и лампы, но страж остановил меня, прежде чем я задула последнюю. Ему надо видеть, что будет творить опасная девчонка. Улыбнувшись самой себе, я встала на колени у изголовья.

Я ждала. Страж тоже ждал. Корабль вокруг нас тихонько поскрипывал. До нас доносились отдаленные голоса. Дрожало пламя свечи. Во рту у меня ощущался вкус вина.

Мужчина в кровати заснул.

Давно мне не приходилось ткать сон. Но это не имело значения. Я подалась вперед и начала ткать.

Я дала ему взмыть вверх с крыши дворца, где он жил. Дворец я часто видела в его снах. Под ним бежали мужчины и женщины, лица которых я успела выучить. Я сделала так, чтобы они подняли вверх руки, потянулись к нему, стали звать его. Умолять его спуститься. Но он с триумфом поднимался все выше – над дворцом, над всеми ними. Он был свободен. Он проплыл над садом, спустился к холму. У подножья холма шло строительство, везде суетились мужчины с бревнами, инструментами и каменными плитами. Посреди стройки сиял источник, темный и манящий. Его окружала высокая стена. Я дала мужчине спуститься чуть ниже над источником, дабы проверить, все ли в порядке. Потом он снова взмыл ввысь, все выше и выше, так что в конце концов все остались далеко внизу, и он один правил всем, сколько хватало глаз.

Сделать такой сон было несложно. Я просто использовала образы, которые уже видела у него. Но я знала, что получилось хорошо. Он был полон именно тех чувств, которые мужчина хотел ощутить. Когда все было готово, я откинулась на пятки и дала ему спать дальше. Проснувшись, он вспомнит этот сон. И оставит меня жить.

В этот момент я могла бы убить его. Могла дать ему неожиданно упасть вниз и свернуть себе шею. Но тогда я не понимала размаха его зла. Не знала, на что он способен. И какой станет моя жизнь в его плену.

Я боялась. Но не того, чего надо было бояться.

Если бы я уничтожила его, меня бы тут же убили. А мне тогда очень хотелось жить.

Сейчас я жалею, что не выбрала смерть. Его и свою.

Страж храпел в своем углу. Я ждала.

Начинало светать.

Мне дали воды и ароматических масел, чтобы умыться. Выложили мне странное одеяние из шафраново-желтого шелка и туфли из мягчайшей кожи. Наверное, то, что они купили – или украли – в своем плаванье. Может быть, для того, чтобы подарить женщинам, ждущим их дома, или же на продажу. Дома я никогда не носила ничего другого, кроме одежды из коры. Три ряда мерцающих жемчужин он сам надел мне на шею.

Ожерелье из фруктовых косточек я скрыла под одеждами. Последнее, что осталось у меня от Терасу. Последнее, что может помочь мне отделить безумие от реальности.

Теперь я чего-то стоила. Стала тем, что он может использовать, – и не только для удовлетворения своих сиюминутных прихотей. Когда он проснулся, его поведение в отношении меня полностью изменилось. Он оценивал. Взвешивал. Пытался понять, как лучше всего меня использовать, извлечь из моего дара максимальную пользу. Пытался расспросить меня, но моих слов не хватало, и я не понимала его вопросов. Вид у него был нетерпеливый, но потом он кивнул самому себе. Казалось, принял какое-то решение. Поправил мои волосы, отступил назад с недовольным лицом. Порылся в сундуке в ногах кровати, нашел гребень из блестящего металла и вставил мне в волосы. Улыбнулся. Теперь я сгожусь. Выгляжу достаточно дорогой вещью.

Мне дали бокал вина и лучшую еду, какая нашлась на корабле в конце долгого плаванья. Потом меня оставили одну в его каюте, пока корабль пробирался среди островов. Через круглое окно я наблюдала, как в поле зрения вползает гавань. Множество кораблей, больших и малых, столпилось у причала. Портовый город представлял собой лабиринт домов с плоской крышей, немного похожих на те, что строят на островах вокруг Говели. За городом простирались поля, поднимаясь к холмам на севере. Тут и там поля прерывались небольшими рощицами. Таких деревьев, как у нас дома, я нигде не видела.

Меня увезли очень далеко от дома. Я не испытывала ни страха, ни чего-нибудь другого. Внутри у меня царила пустота – по крайней мере, моих собственных чувств там не было. Все чувства, образы и ужасы из снов проносились мимо в водовороте впечатлений. В портовом городе тоже были спящие люди, их сны слетелись ко мне, как бабочки на огонь. Моя рука невольно потянулась к ожерелью из косточек, и я потерла их большим пальцем, одну за другой, еще и еще раз. В Говели в меня проникали только отдельные сны других людей. Не знаю, почему в чужой стране все стало так по-другому; может быть, потому, что ландшафт снов мне совершенно незнаком? Или потому, что я больше не знаю точно, кто я и кем этот человек меня сделал?

Страха перед смертью я больше не испытывала. Меня не пугало то, что могло случиться с моим телом. Единственное, что я ощущала, – это подступающее безумие. Впрочем, оно меня тоже не пугало. Казалось, во мне совсем не осталось чувств, но я все же старалась не поддаваться ему. Прежде всего, чтобы посмотреть, сколько я выдержу.

Мы встали на якорь чуть в стороне от пристани, и маленькие лодочки стали перевозить мужчин и товары на берег. Мой