я думала, что она… могла бы его изменить. – Она передергивает плечами. – Но потом заметила, как вы общаетесь и смотрите друг на друга.

– Это было так очевидно? – с изумлением спрашиваю я. – Мы и правда думали, что были… осторожны. За исключением свадьбы, когда я был не в себе.

Кларис снова пожимает плечами.

– Я видела вас каждый день. Кто-то, кто встречал вас время от времени, определенно ничего бы не заметил. Но я все же была удивлена, когда принцесса захотела, чтобы ее кровать стояла у другой стены, хотя она там едва помещалась, а каждое утро туда светило солнце. Но когда я искала Фулька, то вошла к вам в комнату, и увидела, что твоя кровать тоже стоит у стены, тогда я обо всем догадалась.

Кларис никогда не казалась мне проницательной. Теперь, слушая ее, я испытываю неприятное ощущение в области живота. Если узнала она, то и другие слуги могли догадаться.

Только теперь это неважно. Эсмонд уже все знает.

– Ты могла бы использовать это против нас, – замечаю я.

Кларис усмехается.

– Донеся Эсмонду? Нет, он ужасный король. С ним нельзя заключать соглашений. Даже если бы я заключила с ним сделку в обмен на эту информацию, он, вероятно, не выполнил бы своих обещаний. Мы… отказались от любых попыток достучаться до Эсмонда. Это бесполезно. Его отец… иногда был готов вести переговоры и заключать перемирия, но Эсмонд об этом и слышать не хочет. Не знаю, сколько посланников с предложениями мира мы к нему отправили. Обратно нам возвращались только их головы.

– Об этом… я не знал.

Это правда. До нашего разговора с королем Райнальдом я не знал, что переговоры вообще шли. Но, должен признать, я этим и не интересовался. Для меня существовали лишь следующее сражение, следующий земелец, в которого я мог вонзить свой меч. Следующий мертвец, который так бы и не утолил мою жажду мести и не вернул мне семью.

– Мои мать и сестры, – хрипло произношу я, – погибли в огне во время одного из набегов земельцев. Их… закрыли в конюшне, а потом… – Я встряхиваю головой. Хоть меня там не было, каждый раз, когда я говорю об этом, то представляю образы – один ужасней другого. – Райнальд говорил, что… земельцы не были к этому причастны.

Кларис закрепляет повязку на запястье Давины и не торопится с ответом.

– Меня там не было, поэтому я могу только догадываться, но мы не используем огонь – нигде. Это… опасный элемент, от которого мы держимся подальше. Может, земельцы заперли твою семью в конюшне, чтобы они им не мешали, а в суматохе опрокинулись свечи или факел и подожгли конюшню.

Я хмурюсь.

– Мы с отцом занимались коневодством, а это огромные конюшни и горы сена. Думаешь, мы были настолько глупы, что оставили бы рядом горящую свечу или факел?

– Нет, я не считаю вас глупыми, – говорит она. – Тогда, вероятно, кто-то хотел убрать твою семью с дороги и использовал нападение, чтобы отвести от себя подозрения.

Я хмурюсь. Об этом я никогда не задумывался. Эта мысль даже не приходила мне в голову. Для меня виновниками были земельцы. Это легко сочеталось с их образом ночных разбойников и грабителей, которые воровали наши припасы.

Но они никогда не убивали намеренно. Они защищались, когда им пытались дать отпор, и время от времени это приводило к смертям, но… Если бы они захотели, то могли убить всех жителей Бразании. Но они этого не сделали.

Райнальд сказал, что тогда не осталось бы никого, кто мог бы возделывать поля и ухаживать за скотом, который воровали земельцы. Коневодство процветало, и земельцы могли украсть и доходы от него. Или лучших лошадей. Но вместе с отцом умерло и хозяйство.

Зачем земельцам идти на такой риск, если процветающее хозяйство могло принести им выгоду?

– Но кто?..

– Ты скажи, – перебивает меня Кларис. – У твоего отца были враги?

Я задумываюсь.

– Не совсем. Он часто не соглашался со старым Огненным королем и ссорился с ним, пока не покинул двор. Родители не хотели отправлять меня туда учиться. Мама говорила, я не должен становиться таким, как дворяне, жившие при дворе, – холодным, расчетливым и жестоким. Но я и представить не мог, что отец Эсмонда убил мою семью. Старый король мог в наказание забрать у отца земли и титул. Но убийство? Это вряд ли.

– А что насчет твоих сестер? Они были замужем? Может, у твоей матери была конкурентка, прежде чем твой отец женился на ней? – Она помогает мне вытащить Давину из ванны и вытереть ее. – Женщины могут становиться настоящими фуриями, если чувствуют себя отверженными.

– Мои родители всегда были счастливы вместе, и я не знаю никаких конкуренток.

После того, как мы переодели Давину, я беру сверток с одеждой, принесенный Кларис, и снимаю промокшие вещи. Когда я привожу себя в порядок, то сажусь рядом с Давиной и беру ее за руку.

– Две мои сестры были сосватаны, – говорю я. – Младшая сама выбрала себе жениха, родом из деревни. Но они так и не сыграли свадьбу. Она… умерла раньше.

– Возможно, кто-то из них желал прибрать к рукам ваши земли. Ты был при дворе и рано или поздно ушел бы на войну. Твоя смерть не стала бы неожиданностью. А муж твоей старшей сестры унаследовал бы твой титул.

Звучит логично, но я в это не верю. Мои родители никогда бы не выбрали корыстолюбивого мужа для своей дочери. Многие ухаживали за моими сестрами, но они не позволяли себя одурачить. Сестры были умны, как и наши родители. Достаточно умны, чтобы понять, если что-то идет не так.

Внезапно я вспоминаю.

– Однажды, во время учебы я был дома на празднике. Эсмонд меня сопровождал – в знак расположения, чтобы наши отцы снова помирились, как он сказал. Я был не против, все же он был моим другом.

Кларис кладет руку Давине на лоб.

– Уже лучше, но мы должны продолжать наблюдать за ней. А через пару часов надо сменить повязки и нанести мазь. – Она укладывает руку Давины на одеяло. – Принц был в твоем доме?

Я киваю.

– Всего один раз. Он был… вежлив и обходителен с моей матерью, но я заметил, что она не была рада такому гостю. И отец тоже. К обеду мои сестры не вышли. Я не думал об этом… до сегодняшнего дня, но тогда это показалось мне странным. Хотя родители держались подальше от двора, но всегда были очень гостеприимны. И они гордились своими красивыми и хорошо воспитанными дочерьми. Поэтому я задавался вопросом, куда они подевались.

– Твои родители были очень умны, – говорит Кларис. – Очень жаль, что они мертвы.

К досаде своего отца, Эсмонд еще в молодые годы был бабником. Но мои сестры… Он действительно положил на них глаз? Я сжимаю руки в кулаки. Если так, я бы не стал молчать – принц он или нет.

– Он наказал одного нашего человека, – говорю я, нахмурившись, когда события того дня возвращаются ко мне.

– За что?

– Эсмонд обвинил его в том, что он что-то украл.

Уже тогда мне показалось странным, что Вальдур обокрал принца. Хоть в молодости у него в голове не было ничего, кроме глупостей, он бы никогда не зашел так далеко. Зачем? Никто из наших людей не страдал от голода. С какой стати так рисковать и воровать у принца?

– У него дома нашли кошелек принца, – говорю я. – А Вальдур… ничего не сказал в свою защиту.

– Что сделал Эсмонд?

Я поджимаю губы.

– Он его выпорол – перед всей деревней. Эсмонд, наверное, сделал это показательно, потому что травмы, которые получил Вальдур, были… не так плохи.

Кларис протягивает мне чашку с водой.

– Дай угадаю: этот Вальдур был тем, кого выбрала твоя младшая сестра.

В первый момент я удивлен, как быстро она пришла к очевидному выводу, на который я годами закрывал глаза. Я нерешительно принимаю чашку и отпиваю. После кузницы в горле у меня пересохло.

– Твои родители спрятали девочек где-то в деревне, когда ты привел принца, – предполагает Кларис. – Но каким-то образом он отыскал младшую. Как ее звали?

– Юринна, – хрипло отвечаю я.

Кларис кивает.

– А Вальдур вмешался, чтобы защитить Юринну. Принц, конечно, не мог это так оставить и искал способ убрать