человек с раскаленным железным стержнем, зажатым в плоскогубцах, у меня падает сердце. Они же не собираются!..

– Госпожа, – говорит мастер. – Кто бы ни изготовил эти кандалы, он свое дело знает. Мы не смогли сломать их.

Давина поднимает голову, но не поворачивается к мастеру.

– Делайте, что… необходимо.

Мастер вопросительно смотрит на меня. Мой взгляд мечется между ним и раскаленным стержнем. Если бы я не знал, что эти кандалы приносят Давине такую боль, я бы схватил ее и покинул с ней кузницу.

– Вы слышали королеву, – говорю я.

Мастер медлит.

– Вам нужна помощь, чтобы ее удержать?

– Нет, – бормочу я. – Я справлюсь.

Тело Давины напрягается, и она сильнее прижимается к моей груди.

Воздух наполняется вонью плавящегося металла и горелой кожи.

– Мне очень жаль, – продолжаю шептать я, пока она прижимается ко мне, чтобы заглушить свои крики.

* * *

Кажется, проходят часы, прежде чем первый наручник с грохотом падает на стол.

Мы с Давиной мокрые от пота. Я не могу пошевелить руками, так как мне приходится изо всех сил удерживать ее. Мои руки так напряжены, что кажется, будто слились с ней.

Кузнец осторожно отпускает ее. Завтра там, где он сжимал ее руку, будут синяки, но сейчас это наименее значимая для нас проблема. Я вытягиваю шею, чтобы взглянуть на ее освобожденное запястье, а в следующий момент жалею, что сделал это. Сквозь кровь я отчетливо различаю мускулы, вокруг которых висят несколько обгорелых кусков кожи. Но самые тяжелые раны находятся на тыльной стороне ладони, а не над суставом, иначе бы она истекла кровью.

«Нужно немедленно это перевязать, – проносится у меня в голове. – Иначе все воспалится из-за пыли и грязи, которых полно здесь».

Я открываю рот, но он настолько пересох, что получается только карканье.

– Минхер, – раздается рядом голос Фулька.

Я не заметил, когда он вернулся. Его лицо белое, как снег Фриски, а глаза распахнуты в ужасе. Как много он понял? Как долго наблюдал? Его руки дрожат, когда он поднимает сверток с мазями Греты.

Кузнецы советуются, как снимать второй наручник.

– Перевяжи… ее, – хриплю я. – Пока они… не продолжили.

Душа разрывается, что приходится просить мальчишку об этом. Я бы хотел, чтобы он никогда не видел свою миндам в таком состоянии. Но у меня так трясутся руки, что я не смогу этого сделать. Я также опасаюсь, что как только встану, больше не сяду на этот стул. Я не хочу снова слышать крики боли, пока Давина мечется у меня в руках.

Но я понимаю, что нам придется пройти через это еще раз.

Фульк держится отважно, увидев кровь, стекающую по рукам Давины, но я вижу, что он близок к обмороку.

Мне не приходится просить его снова – он кладет сверток и роется в нем в поисках перевязочных материалов.

Я убираю прядь пропитанных потом волос Давине за ухо. Даже это движение отзывается болью в напряженных мышцах.

– Фульк… перевяжет запястье, – успокаиваю я ее. – Он… осторожно.

Она слегка наклоняет голову. Ее веки дрожат, но она не открывает глаз. «Пожалуйста, пусть она упадет в обморок раньше, чем они продолжат», – умоляю я богов. Она слегка вздрагивает, когда Фульк обматывает ее запястье чистой тканью и завязывает узел. Позже, когда мы пройдем через этот кошмар, кто-нибудь промоет ей раны и смажет их настоями Греты. Сейчас же важно избежать попадания в них грязи.

Когда Фульк заканчивает, я говорю:

– Иди. Позаботься… о лошадях. И скажи… Кларис, чтобы она пришла, когда… мы закончим.

– Но минхер…

– Никаких возражений!

– И все же! – упрямится он. Его щеки покраснели от гнева – яркие пятна на бледном лице. – Я останусь. С лошадьми все хорошо, я в этом убедился. А Кларис уже все подготовила в той комнате, где вы и королева проснулись.

Я киваю, поджав губы. Я слишком измучен, чтобы с ним спорить.

– Рассказывай… ей что-нибудь, когда они… продолжат. Что угодно. Я уже… едва могу говорить.

– О чем?

– Без разницы. Ей нужно… слышать что-то другое, кроме… стука и шипения.

Едва я успеваю договорить, как кузнецы подходят к нам. Фульк прячется за меня, но так, чтобы видеть Давину.

– Вы готовы? – спрашивает мастер.

– Нет, – бросаю я. – Дайте нам… прийти в себя.

– Теперь мы знаем, что надо делать. В этот раз должно получиться быстрее, а без неудачных попыток мы нанесем меньше повреждений. Вам нужно еще немного потерпеть.

Я резко киваю.

– Ты слышала, Ви? Мы почти… закончили.

Стиснув зубы, я приподнимаю ее и поворачиваю так, чтобы кузнецы смогли поработать над другой рукой. Я осторожно кладу ее перебинтованную руку себе на грудь, прежде чем притянуть к себе. Во время всей процедуры она не шевелится, поэтому я надеюсь, что она потеряла сознание и не почувствует удаления второго наручника.

Но когда мастер подходит и слегка сдвигает наручник, она цепенеет и сводит все мои надежды на нет. В этот раз ее крики тише, поэтому я слышу бормотание Фулька, который склонился над ней.

Он рассказывает ей о своей сестре, которая выходит замуж за одного из моих бывших солдат и хочет, чтобы Давина пришла на праздник и выпустила снег на молодоженов. Он рассказывает о Бразании, по которой он скучал с тех пор как уехал оттуда, чтобы стать моим оруженосцем. И он рассказывает обо мне. Каким я был до того, как встретил ее. Как я смотрел сквозь людей, которые пытались со мной заговорить, и видел только следующий бой. Как я не хотел иметь дело ни с одним живым существом, кроме Элоры. Я пренебрегал даже Фульком.

А еще о том, как я горжусь, что он хорошо выполняет свою работу ритари. Он не смог бы служить с такой же страстью Эсмонду. В конечном счете, он оказался бы таким же плохим рыцарем, как и я.

Давина спасла не только меня, но и Фулька.

Теперь наша задача – сделать все, что в наших силах, чтобы она поскорее поправилась.

Глава 21

Леандр

Впоследствии я не могу вспомнить, как вышел из кузницы.

Следуя по извилистым коридорам, я спотыкаюсь и, скрипя зубами, вынужден признать, что слишком слаб, чтобы нести Давину. Я передаю ее мастеру, который двигается намного быстрее, чем можно ожидать от него. Я с трудом за ним успеваю, пока окружающий мир расплывается перед глазами, и мне приходится опираться на плечо Фулька. Мои ноги дрожат от слабости из-за потери крови. Я чувствую себя так, словно какая-то незримая магия вытянула из меня все силы.

Хочу спать. Не пару часов, а день. Неделю. Месяц. Полжизни.

Но я плетусь вперед. Сначала мне надо убедиться, что у Давины все в порядке. И только потом я позабочусь о себе.

Мы добираемся до комнаты, в которой нас поселили после приезда в Йорденорт. Кларис уже там и приказывает мастеру положить Давину на кровать.

– И ты тоже ляжешь, Леандр, – обращается она ко мне. – Я не хочу заботиться еще и о травме головы, если ты упадешь в обморок.

– Со мной все прекрасно, – уверяю я.

Кларис закатывает глаза.

– С тобой все было так же прекрасно, когда ты без сознания навернулся с лошади. Но пока не мешаешь, делай, что хочешь.

Она прогоняет меня взмахом руки. Я неохотно освобождаю место рядом с постелью, чтобы она могла заняться Давиной.

– Вам стоит хотя бы присесть, минхер, – волнуется Фульк. – У вас лицо такого же цвета, как волосы у королевы.

В таком состоянии я не собираюсь ни с кем спорить и поэтому с ворчанием опускаюсь на низкий табурет. Я слишком горд, чтобы признать, какое облегчение чувствую.

– Что нам делать с наручниками? – интересуется мастер.

Кларис пожимает плечами, осторожно разматывая повязку на правой руке Давины.

– Расплавьте их… Все равно.

– Нет, – говорю я. – Давина должна сама решить, что с ними делать.

Мастер кивает и снова смотрит на Давину.

– Она вела себя очень отважно. Я надеялся, что