подлетел к Эйлит и принялся проверять пульс. Струя пробила ее насквозь, войдя под желудком и выйдя из спины.

– Давай же, милая, давай! – Граф приподнял ее тщедушное тело и потряс. – Исцеляйся! Давай!

На крики примчался Шакал, держа наготове топор. Отпихнул Эрика в сторону и с точно такой же недоумевающей мордой уставился на бездыханную Эйлит:

– Она того? Сама? – тихо осведомился капрал, словно душа Эйлит была уже на небесах.

– Нет, ей помогли, – с затаенной злобой отозвался граф и разгневанно посмотрел на Эрика.

– Это моя вина, капрал, – признался тот. – Это сделал я.

– Но ничего, виновный за все ответит, – опасным голосом отозвался граф, и у Эрика по спине разбежались мурашки.

Он не мог убить ее! Если она монстр, рана должна зажить, пусть не сразу! Капрал похлопал Эрика по плечу, словно в самом деле был рад такому происшествию, и легкой походкой двинулся прочь.

А Эйлит вдруг открыла глаза и с задыхающимся хрипом сделала вдох.

– Эй, милая, ты меня слышишь? – Граф убрал волосы с ее перепачканного лба. – Слава Альхору!

Девчонка невольно ударила его по рукам, вырываясь. Голубые искорки волнами расходились по коже, соединяя сожженные магией ребра, мышцы, кожу. Граф отпустил ее и встал с колен. Девчонка закашлялась и потерла грудь.

– Твое счастье, Циглер, – чужим голосом произнес граф.

– За что?! – всхрапнула она. – Я же ничего не сделала!

– Но ты хотела! – не сдавался Эрик. – Ты занесла нож!

– Чтобы проверить!

– Проверить что?!

Эйлит издала разочарованный стон, но так и не смогла ответить ничего внятного. Эрик был прав! Конечно, он был прав! Она хотела прирезать графа, а теперь строит из себя саму невинность!

– Идем, пусть отдыхает, – велел граф.

– Она хотела вас убить! Я же говорил, что не стоит давать ей нож!

– Ничего бы она не сделала, – с холодной уверенностью отозвался Теодор, бросив на Эйлит короткий взгляд.

– А если бы она напала? Если бы я не успел?

– А может, я не собиралась никому причинять вреда? – процедила Эйлит сквозь зубы и тоже поднялась с пола. – Думайте, что хотите. – Она протянула графу потерянный нож и посмотрела на Эрика. Сколько ненависти было в ее глазах! – Но я не тот монстр, каким вы меня считаете!

Он был виноват? Нет, Эрик отказывался это признать. Циглер всего лишь делал свою работу, защищал графа, когда тот без зазрения совести подвергал свою жизнь опасности! Ну почему теперь все считают его недоумком?

Эрик отбросил одеяло и сел на постели. Так и не смог уснуть после вчерашнего. Отличный был выстрел, будь Эйлит человеком, умерла бы мгновенно. А если бы он в самом деле убил ее? Если отбросить гнев графа, что было бы, если бы Эрик Циглер убил? Если даже не смотреть на то, что Эйлит – монстр, что бы он почувствовал? Облегчение? Или вину?

В дверь раздался предупреждающий стук. Эрик оделся и с тяжелой душой спустился на завтрак, где его уже поджидал Теодор.

Когда Циглер привычно встал от графа по левую руку, он заметил, что стол накрыт еще на одного человека. На вопросительный взгляд Сирша лишь пожала плечами и отвернулась, демонстративно его игнорируя. Эрик даже подумал, что она, узнав о случившемся, теперь побаивается его.

– Мы ожидаем гостей? – все же решился спросить Эрик после воцарившегося молчания, нарушаемого лишь звоном ложек и посуды.

– Садись, – велел граф, глядя куда-то сквозь стены столовой. – Циглер, ты оглох? Садись, я сказал.

Эрик, предчувствуя неприятнейший разговор, осторожно отодвинул стул и принялся отстегивать Асту. В миску, украшенную голубым узором, Сирша налила ему овсянки, добавила тающий прямоугольник сливочного масла, тут же растекшийся золотом по каше, рядом поставила маленькую пиалу с черничным вареньем и два куска свежего, дышащего жаром, только что испеченного хлеба. Графу же досталась яичница с кольцами лука и тонкими ломтиками свинины.

– Ешь, Циглер, – благодушно отозвался граф, берясь за нож. – Знаю, что таскаешь с кухни сладкое, так что ешь, пока разрешаю.

Эрик недоверчиво принюхался. Да, и вправду, черничное варенье, нос его не обманул.

– Вы не злитесь на меня?

Лезвие ножа выскребло из тарелки гадкий звук.

– Я просто в ярости, – граф выдернул из-под ворота салфетку и небрежно бросил на стол. – Однако допускаю мысль, что моя злость напрасна. Ешь, пока не остыло.

И Эрик послушно взял ложку. Каша показалась обжигающе горячей, но куда вкуснее той баланды, что давала ему кухарка.

– Сколько ты уже в замке?

– Три месяца, мой граф. – Эрик, недолго думая, взял миску с кашей и вытряхнул содержимое в пасть.

– Манеры, Циглер, никто не учил тебя манерам? – скривился граф.

– Простите, – Эрик вернул пустую миску на стол. – Я из простой семьи.

– Вижу. Значит, уже три месяца ты мозолишь мне глаза, – вздохнул граф и отодвинул от себя почти не тронутую яичницу. Эрик проводил ее голодным взглядом. Ох, как он скучал по тем временам, когда мог есть все что захотел. – Сколько ты уже не был дома?

– С тех пор, как обратился. – Эрик размазал варенье по куску хлеба королевским слоем и приготовился к самому прекрасному, что должно было с ним случиться. Желудок требовательно заурчал. – А что?

Граф вздохнул:

– Знаешь, что порождает жестокость? Страх и горе, Циглер. Эйлит была напугана не меньше твоего. Она тоже далеко от дома, совсем одна, среди незнакомцев. Я хотел узнать, можно ли ей доверять, поэтому дал нож.

Кусок встал в горле. Проверял?!

– Ты защищал меня, это твой долг, верно, но девчонка – слишком ценный экземпляр, – продолжил граф. – Если все так, как я предполагаю, может быть, нам удастся найти способ исцелить остальных аматов с помощью ее крови. Теперь ты понимаешь, почему она так важна?

– Да, мой граф. Понимаю, – Эрик с досадой посмотрел на варенье. Есть почему-то больше не хотелось.

Вот почему Теодор так разозлился: дурак Циглер едва не уничтожил последний шанс для аматов. Возможно, она и вправду не заслуживала такой участи.

К обеду в Маром остроге начался дождь. Что-то подсказывало, что он зарядил до вечера: в горах медленно, но верно наступала зима, перед ней осень всегда старалась вылить побольше. Слуги принялись спешно закрывать окна ставнями и промасленными полотнами, чтобы уберечься от сырости и сквозняка. У Эрика же начинался насморк, и он ходил, шумно втягивая сопли, что крайне раздражало Теодора. У самого графа от дождя ломило кости, он начинал сильно прихрамывать на левую ногу, поэтому в это время сидел у огня в гостиной, читал книги на неизвестном